Извозчик нашелся, и дрожки покатили по Известковой к городским воротам. Когда пересекали эспланаду, Маликульмульк сделал несколько глубоких вздохов – тут был совсем другой воздух, хотя городской ров отнюдь не благоухал. Огромное открытое пространство перед бастионами, Песочным и Блинным, успевшее порасти кустами, кое-где засаженное молодыми деревьями, было любимым местом для больших гуляний и ярмарок. Сейчас пахло осенью – слетевшей наземь листвой, устилавшей эспланаду от рва до едва наметившейся новой улицы, дома на которой стояли пока лишь с одной стороны. Их окна слабо светились, и эта цепочка блеклых желтоватых пятнышек казалась подвешенной в небе.

Вся Рига садилась ужинать. Один только начальник генерал-губернаторской канцелярии тащился на Романовну (ее немецкого названия он еще не знал). И когда удастся сесть за стол – неведомо.

По дороге он думал, как бы выманить из морозовского дома субретку Маврушку. Не являться же за ней во всем блеске своего чина. Решил – как полагается персонажу в комедии – найдет способ, когда пробьет час выходить на сцену. Самое забавное, что так оно и получилось.

Он увидел Маврушку, выходящую из калитки с корзинкой на сгибе локтя. Она сама куталась в большую серую шаль и корзинку также кутала.

Извозчик по его приказу нагнал горничную.

– Тебя подвезти, голубушка? – спросил Маликульмульк.

Маврушка резко обернулась и совсем по-дружески улыбнулась ему.

– Мне вас, сударь, Бог послал.

– Ну так полезай сюда. Куда тебя везти?

– На Родниковую.

– К Дивовым?

– К кому ж еще?

Корзинку она поставила на колени. Косолапый Жанно принюхался – запах соленых огурцов забивал ароматы прочей снеди. Горничная тайком снабжала бывшую хозяйку провиантом. Любопытно, как это преподносилось старому упрямому свекру? Но пора было выходить на сцену проницательному наблюдателю.

– Я обещал тебе, что узнаю имена злодеев, из-за которых пропали Михайла Дивов и Никишка, – сказал Маликульмульк. – Мне сообщили несколько имен, я их сейчас скажу, а ты вспоминай, голубушка, не слыхала ли их от бывшего барина или подлеца Никишки.

И он перечислил, но уже не пятерых, а шестерых: графиня де Гаше, Эмилия фон Ливен, Иоганн Мей, Леонард Теофраст фон Димшиц, Андреас фон Гомберг и неизвестно кто фон Дишлер.

– Графиня де Гаше, – сразу сказала Маврушка. – Но она добрая барыня, она хотела барина от карт отвадить.

– Не было ли меж ними чего?

– Да она ему в матери годится!

– Как вышло, что она с тобой познакомилась?

– Она со мной не знакомилась вовсе, а присылала ко мне одного господина. Он просил, чтобы я госпожу Дивову уговорила к ней в услужение пойти. А она дама богатая! Я, подумала: коли молодой барин сгинул, да денег нет, да старый барин – что твой кощей, может, ей бы гордость свою спрятать и доброй барыне послужить? И даже не горничной – а так… для разговоров… Это же не стыдно! Вон раньше и мы в гости езжали, и к нам езжали, так при многих барынях такие дамы живут! И все премного довольны!

Маврушка говорила, а Косолапый Жанно внимал запаху соленых огурцов. Ядреные, наверно, были огурцы, хрусткие, и смородинного листа стряпуха не пожалела, и чесночком не злоупотребила.

– С графиней понятно. А кого из господ поминал молодой барин?

– Гомберга. Его часто поминал.

– И сказывал, где Гомберг живет?

– Зимой в крепости жилье снимал. Михайла Петрович к нему часто хаживал. Как задержится – так сейчас и ясно: у Гомберга.

– Там же и в карты играли?

Маврушка задумалась.

– Почем мне знать? – спросила она. – Может, и там…

– А Гомберг у вас бывал? Когда еще на Мельничной жили?