Женщина. Или мужчина. Что оно такое, закутанное в плащ, тоже не мог ответить. Оно высветилось так ярко во время… грозы? Вспышки молнии, скорее. Так отчетливо, что этот лик отпечатался и сразу обуглился в памяти. Не помнил.

Казалось, вот-вот, только сильнее постараться, сосредоточиться – и все узнает.

Очнулся от собственного вопля, а братья уже заливали в рот варево из дурманящей травы.

От рева вжимался в стул приглашенный в обитель молодой знахарь.

– Милосердные Боги, – шептал, оглядываясь на дверь. Преорх, замученный бессонными ночами и совестью, чуть ли не на коленях умолял дарование из соседней деревеньки поглядеть на человека. Приволок его лично на своей машине среди ночи и теперь сторожил, чтобы парнишка не унес ноги, напуганный предстоящим осмотром. – Я ведь так, рану полечить, от кашля или несварения избавить. А ваш больной, судя по тому, что слышал, в этом не нуждается.

– Он сейчас тих станет, – увещевал преорх, считая про себя секунды. Трава должна подействовать, Аскет уляжется, наконец. – Я тоже слышал, что не только этим ты занимаешься, Уил знахарь, а еще и по лесам бродишь, со зверьем дело имеешь и с духами.

Уил вытаращился на преорха, святого человека, который запросто признавал не признаваемые преорхатом знания.

– Да я… Да…

Преорх поднял руку, прерывая лепет.

– Неплохой человек этот Аскет. Худа никому не причинил за столько времени, только добро от него и видели. Уж не знаю, кто его истязал так, что шрамами покрыт с головы до ног, за дело иль ради забавы, но… – прислушался к шагам за дверью. – Даже если и за дело, то он сильно старается искупить грехи. Вера учит меня не отталкивать, а поощрять такие стремления.

Один из братьев постучал в покои преорха. Знахарь и вовсе стал белее мела.

– Он скоро уснет, – сообщил брат через дверь. Преорх встал.

– Спасибо, брат. Вы все хорошо потрудились, теперь идите отдыхать.

Уилу ничего не оставалось, как плестись за стариком, почти наступая на полы его длинного облачения, и быть благодарным, что о его увлечениях уже не понеслись докладывать куда повыше. Разглядывал плиты на полу и все вздыхал, на самом деле не зная, что должен сделать с больным душей, как описал благодетельный преорх. Простодушное лицо его все мрачнело.

– Не уверен…

– Никто в этом мире не может быть ни в чем уверен, – философски заметил преорх и остановился у клети Аскета. Открыл дверь, заглянул первым. Удовлетворился тем, что руки у человека связаны за спиной, а сам он лежит неподвижно. В углу братья оставили свечу, крохотное жилище освещалось прыжками неровного света. – Прошу.

Уил заставил себя переступить порог. Лицо горело, то ли от понимания своей никчемности в данном случае, то ли от боязни вывести несчастного из прострации. Каменные стены угнетали, сужали клеть вообще до размера тесной норы, отчего знахарь поймал себя на мысли, что не так уж и плоха его деревянная лачуга, как думал. Сделал еще шаг и остановился. Прокашлялся.

Человек, лежа на полу, казался огромным, и страшно было представить, какой он в полный рост. Если разозлится, то худо станет всем.

– У вас что-то случилось? – спросил, на деле же робко просипел. Прикрыл глаза и едва не шлепнул себя по лбу. За спиной преорх что-то пробормотал нелестное. Уил покраснел еще сильнее, начал надеяться, что больной уснул. Но нет.

– Ты готов все бросить и помочь мне? – произнес голос. Спокойный, глухой, как неподвижность слоев океанских вод на самом дне.

– Э… нет, я…

– Тогда не спрашивай.

Уил судорожно сглотнул и повернулся к своему сопровождающему.