Абрамов сел за стол, достал бланк допроса свидетеля, заполнил анкетные данные Пономарева.

– Чем вы вчера занимались после приезда на участок? – спросил инспектор.

– Выпивал! – признался хозяин. – В это время года заниматься в саду особенно нечем, так, по мелочи кое-какая работа есть: мусор собрать, забор поправить. Я, честно говоря, приехал проверить участок, посмотреть, не нашкодили ли воры зимой, не выломали ли дверь. Приехал – все в порядке. Сел, приготовил еду. Выпил, посмотрел телевизор и лег спать.

Иван кивнул на бутылку водки в углу комнаты.

– Не много на одного, целый пузырь?

– Да ну! – запротестовал хозяин. – Что такое бутылка водки на свежем воздухе? Так, размяться немного. В городе с бутылки опьянеешь, а здесь – только легкий хмель появится. На свежем воздухе, сколько ни выпей, голова наутро не болит.

Пономарев выглядел помятым, перегар от него исходил страшенный, но язык у свидетеля не заплетался, и во рту не пересыхало.

«Привычный, видать!» – подумал Абрамов, но ошибся. За несколько минут до его прихода Пономарев выпил сто граммов, опохмелился и сейчас чувствовал себя с каждой минутой все лучше и лучше.

– Соседа знаю, – выслушав инспектора, сказал Пономарев. – Мы тут все друг друга знаем: участки-то рядом. То по поводу водоснабжения соберемся переговорить, то оплату электричества обсудим. В гости друг к другу не ходим, в домашние дела не лезем. Я знаю, что фамилия мужика, к которому вы приехали, Фурман. Запоминающаяся фамилия! Пролетарская… Вы по верхней аллее сюда пришли? Большой дом с кирпичной трубой видели? Там настоящий буденновец живет. Старик лет под девяносто. Говорит, что в Первой конной армии воевал. Матерщинник, каких свет не видывал! Вы бы с ним про Фурмана поговорили. Старик частенько болтал с ним через забор. Я ничем вам помочь не смогу!

– Кто этому буденновцу разрешил на участке такие хоромы отгрохать? – спросил Абрамов. – Это же незаконно – на садовом участке капитальное строение иметь.

Пономарев в начале беседы боялся, что инспектор заметит, как у него дрожат руки. Теперь надуманный страх прошел: водка сделала свое дело – организм пришел в норму, появилась тяга поговорить, поболтать о всякой чепухе.

– Тут такое дело было, – усмехнулся Пономарев. – Сам дед-буденновец стройкой не занимался, всем его сын руководил. Соседи, как увидели, какую на садовом участке траншею вырыли под фундамент, побежали жаловаться в правление. Говорят: «У нас не дома, а курятники, а этот старик что, исключение из правил? Он же собирается дом-пятистенок возводить!» Пятая стена в таком доме поперек постройки стоит, кухню с печкой от жилой комнаты ограждает. Из правления пришли, старик их матом послал. Они обиделись и заявились к нему целой делегацией: с милиционером и представителями БТИ. Дед вышел за забор и говорит: «Вы зачем ко мне с рулеткой приперлись? Будете отхожее место замерять, не слишком ли его широким для моей задницы построили?»

– Он так и сказал: «отхожее место»? – усомнился Абрамов.

– Нет, конечно! Дед обычный уличный туалет таким словом назвал, что женщины покраснели. Председатель комиссии стоит, не знает, что сказать, а дед продолжил. Говорит: «Старый я стал, рука уже не та, а так бы выломал штакетину из забора и этой штакетиной вас погнал бы, как деникинцев с Украины. Рука у меня слабая стала, но авторучку еще держит, и этой рукой я напишу письмо моему бывшему командиру маршалу Советского Союза Буденному Семену Михайловичу. Он меня в обиду не даст, а вас, белогвардейское отродье, накажут по всей строгости наших советских законов».