Какими бы ни были причины для этого, факт остается фактом, что аргументация ad hominem — это логический и риторический софизм. Более того, внимательный читатель понимает, что аргумент ad hominem – это подразумеваемое допущение, что у человека, пользующегося им, есть лишь слабые доказательства, которые подтверждают его довод, или нет вообще никаких доказательств. Какие бы ни были причины для Лено воспользоваться им (этим доводом), его просто нечем подтвердить. Мы дадим несколько примеров этого необоснованного психологического подхода в качестве дальнейших доказательств изначальной слабости аргументов Лено в этой книге.

Лено приводит свидетельства того, что Сталин вел скромный образ жизни, описывает дружбу Сталина с Кировым, пишет, что Киров останавливался в квартире Сталина во время поездок в Москву (Л 138–139). Возможно, вынужденный с большой неохотой описывать то, что можно было бы истолковать как положительное изображение Сталина, Лено продолжает:

На одном уровне вопрос о личной дружбе Кирова и Сталина не относится к делу. Многие люди, которые знали Сталина, давали комментарий, что он был великим актером, мастером скрывать свои истинные чувства и мысли. Он, несомненно, был способен тепло приветствовать кого-либо, в то же время замышляя заговор против этого человека (Л 140).

Лено не приводит никаких доказательств в подтверждение этого заявления. Не снисходит он также и до того, чтобы назвать хотя бы одного человека из тех «многих людей». Более того, он не задумывается о том, чтобы задаться вопросом, как они могли вообще «знать» это о Сталине или о ком-либо еще. Откуда им были известны «истинные чувства» Сталина, чтобы знать, что он «скрывает» их? И наоборот, если Сталин был таким «мастером скрывать свои истинные чувства», откуда эти люди «знали» их?

Это замечание кажется примером хорошо задокументированного антикоммунистического двойного стандарта. Когда некоммунист сердечен и дружелюбен, это демонстрирует его истинную натуру. Когда коммунист ведет себя так же, он двуличен, «скрывает свои истинные чувства и мысли», которые, конечно же, должны быть «нехорошими», потому что он коммунист…

Лено довершает эти суждения эпизодом, который должен проиллюстрировать двуличность, о которой он заявляет.

Кроме того, внешняя любезность среди высшего руководства и их семей в сталинистской элите часто скрывала жестокое политическое соперничество. В декабре 1934 г., например, муж Марии Сванидзе Александр донес в НКВД на Авеля Енукидзе, что он якобы замышлял заговор против советского руководства с целью государственного переворота^>90. Сванидзе и Енукидзе регулярно навещали вместе Сталина в теплой домашней обстановке (Л 759).

Этот отрывок разоблачает, хотя и не так, как, по-видимому, предполагал Лено. Его сноска 90 относится к книге Юрия Жукова «Иной Сталин», объемом свыше 500 страниц, и тем не менее Лено не дает ссылку на страницу. Мы обнаружили ее на странице 176. Жуков, как ни странно, датирует донос Сванидзе на Енукидзе не декабрем 1934 г., а «первыми днями января 1935 г.». Лено забывает проинформировать своих читателей, что уже в следующем абзаце Жуков приводит признания как Енукидзе, так и Петерсона, сделанные через несколько минут после их ареста, что они действительно замышляли такой переворот.

Ни за что не догадаться ни по одной из многочисленных ссылок Лено на книгу Жукова или на его важную статью в «Вопросах истории» (2000 г.), что Жуков сделал вывод на основании фактов, что Енукидзе действительно замышлял заговор против Сталина, ни что Жуков смог привести огромное количество доказательств в подтверждение этому предположению, к которому он приходит лишь с большой неохотой и к концу своей статьи. Не информирует Лено своих читателей и о том, что если Жуков прав, то это опровергает собственную гипотезу Лено о том, что Николаев был «убийцей-одиночкой», ибо Енукидзе признался, что был главным игроком в заговоре правых, троцкистов и зиновьевцев с целью убийства Кирова.