– А что, на такое дело мужиков уже не осталось?

– Я, Кузьмич, лучше мужика. Я водку не пью, похмельем утром не мучаюсь, за бабами не волочусь и не продаюсь другой стороне. Приезжаю, быстро работаю и быстро уезжаю, потому что не в моих правилах по два дня успехи обмывать. А правила, Кузьмич, они единые. Выучить их может любой, независимо от пола. Я, между прочим, эту нишу первая заняла, а, как ты справедливо выражаешься, кто первым встал, того и тапки. Я не говорю, что я лучшая, но и не хуже других.

– Но при этом ты врач? Дела… А почему именно в Кейптауне?

– Где продают, там и смотрю. Хоть в Кейптауне, хоть в Мурманске, хоть в Костроме.

– Разве Кострома тоже порт?

– Порт, только речной. На Волге. А в Кейптауне я впервые была…

Их разговор перешел на ЮАР. Тут можно было вволю обмениваться впечатлениями:

– А видела…

– А ездил…

– А помнишь…

За этим увлекательным занятием добрались до своего терминала и обнаружили, что по метеоусловиям Питера их рейс откладывается предположительно на два часа. Теперь уже Катя почувствовала усталость, безумно потянуло в сон и разболелась голова.

Поярков засуетился, бесцеремонно занял целый диван в уголке зала и разместил на нем Катю, несмотря на ее вялые протесты. Катю он затолкал на диван с ногами, прижал к своей теплой груди, а сверху накрыл снятой курткой. В зале было холодно, и Кате нравилось чувствовать сквозь свитер тепло его тела, слушать ухом четкий ритм сердца, ощущать тяжелое и крепкое кольцо его рук.

Подремала немного, а, проснувшись, еще некоторое время с удовольствием полежала в его объятиях. Время оставалось, и они все же решили зайти в «Duty Free», где Катя разыскала нечто, напоминающее собой то ли большую пепельницу, то ли маленькую мисочку с голубой росписью на охотничьи темы.

– Зачем она тебе? – удивился Поярков.

– Это моему любимому. Он охоту очень уважает, – пояснила Катя, не вдаваясь в подробности.

Подробности были абсолютно ни к чему.

– Ты бы лучше ему водки купила, – грубовато подсказал Поярков, – приедет с охоты, хлобыснет за твое здоровье!

– Он не любит водку.

– Случается… Бедолага… – Катя не была точно уверена, но, похоже, он издевался.

– Вот это уж точно не твоего ума дело!

Поярков все-таки подтащил ее к ювелирной витрине и, пытаясь загладить вину, настоятельно предлагал купить огромный безвкусный перстень.

– Тебе нравится? – с сомнением в голосе спросила Катя. – Мне бы такой носить на пальце не хотелось. По-моему, пошло и претенциозно. Ты тоже такие делаешь?

Он начал объяснять ей что-то о вкусах, направлениях, тенденциях на сезон и тому подобное, но уговорить не смог. Катя решительно отказалась и от перстня, и от всего остального. Согласилась на букет цветов по прилету домой.

Они еще немного побродили и вышли из магазина с одинаковыми цветными пакетами. Все как обычно: спиртное, сигареты, конфеты в металлических бонбоньерках.

Усадив Катю среди горы пакетов, с сумкой возле ног, Поярков извинился и через мгновение скрылся в неизвестном направлении.

Катя ждала довольно долго, начала нервничать. Но уж лучше бы он не возвращался. Потому что, когда Катя увидела его, нетвердо приближающегося шаткой походкой с початой бутылкой виски в одной руке и огромным букетом роз в другой, она крепко закрыла глаза ладонью, сильно выдохнула и выругалась под нос.

На лице ювелира блуждала наглая вызывающая улыбка, а руки, занятые цветами и спиртным, были разведены в стороны, словно он нес перед собой оконное стекло.

Поярков приблизился вплотную и с высоты своего роста с грохотом бухнулся на колени, протягивая Кате цветы. Розы были чудесные, свежие, бледно розовые, с восковым налетом и мельчайшими водяными капельками, обрамленные темными узорчатыми листьями, травинками и затейливыми стружками, в клетчатой упаковке, перетянутой лентой в тон цветков.