– Я обвиняю лицемерное датское правительство и неверный датский народ в преступлениях против человечности.
Бумага дрожит в ее руке. Она поднимает глаза к объективу, ища жалости, ответа, но тщетно.
– Настало время мести Аллаха. Мусульманская лига отомстит за страдания, которые Дания причинила… в Палестине, Ираке и Афганистане.
Влажные волосы рассыпались по обнаженным плечам, голова трясется, бегут слезы, прочерчивая дорожки в кровавых слюнях вокруг рта. Она шепчет сквозь плач:
– Я признаю себя виновной. Моя кровь прольется, и многие последуют за мной на смерть.
Камера делает наезд. Ужас на ее лице.
– Я ничего не сделала… У меня маленькая дочь… Ради бога…
Камера еще ближе, еще. Рот в крови, зубы в крови, крик, и кадр застывает. Тишина – на экране. В комнате.
Карина встала, извинилась и быстро выбежала из кабинета. Томас Бук тяжело опустился на стул рядом с ее столом. Это была та самая женщина, которую он видел на фотографии в папках Фроде Монберга. Анна Драгсхольм. Бук уже освоил один из основных приемов политиков – научился запоминать имена. Это имя он забудет не скоро.
Клуб ветеранов располагался в районе Христианхаун, недалеко от бывшего военного района, который превратился в свободный город Христиания. Машину вел Странге, всю дорогу сохраняя угрюмое выражение лица.
– В чем дело? – спросила Лунд, когда они проехали мимо все еще освещенного острова Слотсхольмен к мосту Книппельсбро.
– В вас.
Да, он совсем не был похож на Майера: никаких шуток, никакой веселости. Он казался приличным, тихим, ответственным человеком. Ей это нравилось – в определенной степени.
– Мне жаль, если работа мешает вашей бурной личной жизни.
Он хмуро взглянул на нее. Неужели у него совсем нет чувства юмора?
– Это была шутка, Странге.
– Полиция – это не вся моя жизнь. У меня есть и другие дела. А у вас разве нет?
Она не ответила.
– Я вот о чем, – продолжил он. – Вы приехали в Копенгаген, чтобы увидеться с матерью. А сами вздумали заняться расследованием убийства.
– Меня попросил Брикс.
– Он попросил материалы почитать.
– Я почитала.
– А что мы сейчас делаем? Едем опрашивать свидетелей?
У него было необычное лицо: очень подвижное, молодое и в то же время – лицо зрелого человека, знавшего много горя.
– У вас нет никаких полномочий, Лунд.
– Брикс просил меня…
– Когда мы приедем на место, вы останетесь в машине, пока я не позову вас.
– Это же смешно.
Ее слова не понравились Странге. Он поглядел на дорогу, притормозил, остановился у обочины и выключил зажигание.
– Вы останетесь в машине, пока я вас не позову, – повторил он. – Соглашайтесь, а иначе выходите из машины и добирайтесь домой как хотите. Кстати, именно там вы и должны сейчас быть. А не здесь, со мной, под этим сволочным дождем!
Он сложил руки на груди и ждал ее ответа.
– Вы точно придете за мной? – спросила она.
– Если буду уверен, что там безопасно.
– Я не ребенок, Странге! У меня было такое же звание, как у вас.
– Было. – Он смотрел прямо ей в глаза. – И что случилось потом?
Он ждал. Но она не собиралась реагировать на вызов – ни в беседе с этим малознакомым полицейским, ни с кем-то еще.
– Ладно, – произнес Странге неожиданно мягко. – Люди всякое про вас говорят, вы же сами понимаете.
– Вы не знаете и половины.
– Хотите рассказать?
Она молчала.
– Вот и отлично, потому что я не хочу знать. – Он завел машину. – Здесь коп я, а не вы.
Не дожидаясь ответа, Странге вновь влился в поток вечернего оживленного движения.
Дождь лил как из ведра, когда он въехал на пустую парковку позади заброшенного здания рядом с одной из пешеходных улочек, ведущих в Христианию.