Я сказал то, что могло бы ее утешить:

– Когда Шут решил, что наше время вместе закончилось, он и меня покинул, Джофрон. Почти семнадцать лет назад наши с ним пути разошлись, и с той поры он не дал о себе знать ни словом, ни делом.

В ответ на это она взглянула на меня, наклонив голову. Ее внук мягко прикрыл дверь. Он осмелился вмешаться в нашу беседу и кашлянул:

– Странник, можем мы предложить тебе чай? Хлеб? Стул, чтобы присесть, или постель на ночь? – Парнишка явно жаждал узнать, как я был связан с его бабушкой, и надеялся завлечь меня остаться.

– Пожалуйста, принеси ему стул и чай, – велела Джофрон, не спросив меня.

Парень поспешил прочь и вернулся со стулом с прямой спинкой. Когда синие глаза Джофрон вновь обратились ко мне, они были полны сочувствия.

– Правда? Не написал, не навестил?

Я покачал головой. Я сказал ей об этом, потому что решил – вот один из тех немногих людей, кто может меня понять.

– Он сказал мне, что больше не видит будущего. Что наши совместные дела завершены и если мы останемся вместе, то можем нечаянно испортить что-то из того, чего добились.

Она приняла эти сведения, не моргнув глазом. Потом очень медленно кивнула.

Я стоял, не понимая, что делать. Мне на ум пришли старые воспоминания о Джофрон, когда я лежал на полу перед этим камином.

– Кажется, я так и не поблагодарил тебя за помощь, когда Шут впервые принес меня сюда, много лет назад.

Она снова кивнула, угрюмо, но исправила меня, сказав:

– Я помогала Белому Пророку. Меня призвали сделать это, и я никогда не сожалела.

Опять между нами воцарилось молчание. Я как будто пытался разговаривать с кошкой. Я прибегнул к банальности:

– Надеюсь, у тебя и твоей семьи все в порядке.

И как у кошки, ее глаза на миг сузились. Потом она сказала:

– Моего сына с нами нет.

– Ох!..

Она снова взяла свою тряпку, очень тщательно вытерла пальцы. Вернулся внук с небольшим подносом. В маленькой чашке, меньше моего сжатого кулака, был один из ароматных горных отваров. Обрадовавшись паузе в беседе с Джофрон, я поблагодарил мальчика и отпил из чашки, различив вкус дикой смородины и пряности из коры горного дерева, которых я не пробовал уже много лет. Было вкусно. Я так и сказал.

Джофрон встала из-за своего рабочего стола. Прошла через комнату, держа спину очень прямо. На одной из стен комнаты был вырезан барельеф в виде дерева. Наверное, это была ее работа, потому что, когда я жил здесь в прошлый раз, барельефа не было. Из резных ветвей выступали всевозможные листья и плоды. Она осторожно отодвинула большой лист в верхней части изображения, открыв маленький тайник, и вытащила оттуда ящичек.

Вернувшись, показала его мне. Это не была работа Шута, но я узнал руки, изогнувшиеся в защитном жесте, образовывая крышку над содержимым ящичка. Джофрон вырезала его руки в качестве крышки для своего тайника. Я кивнул ей в знак того, что понял. Она шевельнула деревянные пальцы, и я услышал отчетливый щелчок, как будто открылась потайная задвижка. Когда она открыла ящичек, из него повеяло ароматом – незнакомым, но притягательным. Джофрон не пыталась скрыть от меня содержимое. Я увидел маленькие свитки, по меньшей мере четыре, а возможно, и больше, спрятанные внизу. Она взяла один из них и закрыла крышку.

– Это самое свежее из его писем ко мне, – сказала она.

Самое свежее. Я едва не позеленел от мгновенного прилива острейшей, небывалой ревности. Он не прислал мне даже весточки с птицей, а у Джофрон целая шкатулочка со свитками! Мягкая коричневая бумага была перевязана тонкой оранжевой ленточкой. Она ее потянула, и узел развязался. Очень нежно Джофрон развернула свиток. Пробежалась взглядом по содержанию. Я думал, она прочитает его вслух. Вместо этого ее синие глаза уставились на меня, и взгляд этот был несговорчивым.