Я перекатился на живот, по-прежнему прижимая резную фигурку к груди. Перед глазами все плыло. Я подтянул колени к груди, приподнялся и сумел встать, держась за стол. Шатаясь, добрался до кресла и сел. Поставил резную фигурку перед собой и пригляделся. Она не изменилась. Неужели я вообразил себе то движение, беззвучный крик Шута и его взгляд? Разделил ли я какой-то давний опыт Шута, или фигурка выразила предсмертные ужас и боль посланницы?

Я поднял было фигурку, чтобы приложить ее ко лбу и снова увидеть простые воспоминания, которые он вложил в нее для меня. Но руки мои задрожали, и я поставил ее на стол. Не сейчас. Если я как-то вложил боль девушки в камень и сохранил там, я не хотел ни убеждаться в этом сейчас, ни снова разделять эту агонию. Меня ждала охота.

Я спрятал руки в рукава и вернул фигурку на ее место на каминной полке. Все еще слегка дрожа, изучил свое логово, выискивая другие признаки пребывания незваных гостей, но ничего не обнаружил.

Кто-то пришел сюда, в мое тайное логово, взломал двери и потревожил кое-что очень личное из моего имущества. Лишь немногие вещи могли пронять меня до глубины души, как эта резная фигурка; драгоценные немногие вещи, связывавшие меня с прошлым, со временем, когда я служил моему королю вместе с двумя самыми близкими друзьями, какие только у меня были. То, что какой-то чужак посмел коснуться ее и осквернил пролитой кровью, привело меня на грань убийственной ярости, а когда я подумал о том, что ее легко могли украсть, перед глазами у меня на мгновение возникла багровая пелена.

Я сердито тряхнул головой, вынуждая себя остыть. Как они нашли это место? Ответ очевиден. Они за следили за Ревелом, когда тот отправился за мной. Но если найти меня было их подлинной целью, почему они не напали в тот момент? И как я умудрился не ощутить их присутствия? Были ли они «перекованными», как сперва заподозрил Уэб, людьми, в которых не осталось ничего человеческого? Я в этом сомневался; в бальном зале они двигались единой группой, настороженно и с признаками самоконтроля, какого я никогда не видел у «перекованных». Возможно, они каким-то образом способны скрывать свой магический «запах», различимый для Одаренных? Если подобная магия и существовала, я о ней не знал. Когда мой волк был жив, мы с трудом научились держать свое общение в секрете. Но едва ли это было то же самое, как полностью скрыть себя от Дара.

Я ненадолго выкинул эту тревогу из головы. Потянулся к Неттл при помощи Силы и быстро передал ей бо́льшую часть того, что узнал. О крови на резной фигурке не упомянул. Это было личное.

Я с матушкой, – ответила она. – Риддл забрал с собой Хирса и Джаста. Он сказал Джасту, что тот должен стеречь дверь Пейшенс, пока они с Хирсом проверяют каждую незанятую комнату в поместье.

Отлично. Как твоя мать?

Все еще спит. Она выглядит как обычно, и я не ощущаю в ней ничего неправильного. Но я очень встревожилась, когда она потеряла сознание. Куда сильней встревожилась, чем мне хотелось бы показать ей. Ее отец умер, когда был всего на два года старше, чем она сейчас.

Он разрушил свое здоровье выпивкой, а еще драками и дурацкими выходками, к которым его подталкивало все то же пьянство, – напомнил я.

Ее мать умерла очень молодой.

Я прижал ладони к глазам и уперся пальцами в лоб. Это слишком пугало. Я не мог о таком думать.

Побудь с ней, пожалуйста. Мне осталось осмотреть всего несколько мест, и потом я приду сменить тебя.

Мне здесь хорошо. Можешь не спешить.

Подозревала ли она, что я задумал? Сомнительно. Только Пейшенс, Молли и я знали о тайном лабиринте в Ивовом Лесу. Хотя смотровые отверстия в этих коридорах не позволяли мне заглянуть в каждую спальню, они давали возможность проверить многие из них и увидеть, не прячется ли где-то больше гостей, чем мы пригласили.