Подняв статуэтку, я ощутил прилив хранившихся в ней воспоминаний. Последние слова Шута, обращенные ко мне, запечатлелись в камне и тревожили мою память. «Мне никогда не хватало мудрости», – сказал он. Напоминание о безрассудствах нашей юности или обещание того, что однажды он забудет об осторожности и вернется? Я отгородил свой разум от этого послания. Не сейчас.

И совершил глупость, попытавшись стереть кровь с его лица большим пальцем.

Камень памяти – не простой камень. В старые времена круги Силы отправлялись в дальнюю каменоломню в Горном Королевстве, где высекали из этого камня драконов, наполняя его воспоминаниями, прежде чем слиться со своими творениями, наделив их подобием жизни. Я однажды видел, как это произошло. Верити, мой король, отдал себя каменному дракону, а потом в этом облике взлетел, чтобы нести ужас и войну врагам Шести Герцогств. На острове Аслевджал я обнаружил кубики из блестящего черного материала, которые Элдерлинги использовали для хранения песен и стихов.

Я сам пробудил дремлющих драконов предыдущих поколений, предложив им кровь и призвав к оружию, использовав одновременно Дар и Силу, слитые в единую магию.

Кровь на камне памяти, и мое прикосновение. Сила и Дар, кипящие во мне. Кровавое пятно впиталось в камень…

Шут разинул рот и закричал. Я увидел, как растянулись его губы, увидел его оскаленные зубы и напряженный язык. Это был вопль неослабевающей мучительной боли.

Ни один звук не достиг моих ушей. Это было нечто более глубинное. Меня охватила явившаяся из ниоткуда стойкая, бесконечная, безнадежная и беспощадная агония систематической пытки. Она залила все мое тело и обожгла кожу, как будто я превратился в сосуд, до краев полный черного отчаяния. Это было слишком знакомо, ибо это была не острая боль от физических истязаний, но обескураживающее, охватывающее разум и душу осознание того, что ничто не может предотвратить пытку. Мои собственные воспоминания пробудились вопящим хором. Я снова распростерся на холодном каменном полу темницы принца Регала, мое избитое тело подавляло измученный пыткой разум. Я отделил свое сознание от этого воспоминания, отказался от связи с ним. Резные глаза Шута слепо уставились на меня. На мгновение наши взгляды встретились, и тут все поглотила тьма, и мои глаза обожгло. Мои обессилевшие руки вертели резную статуэтку, я чуть ее не уронил, но вместо этого прижал к себе, падая на колени. Я прижал ее к груди, чувствуя, как далекий-предалекий волк поднял морду и яростно зарычал.

– Прости, прости, прости! – слепо забормотал я, словно причинил боль самому Шуту.

Пот выступил из каждой поры на моем теле, я весь взмок. Все еще прижимая к себе резной камень, повалился на бок. Зрение медленно вернулось ко мне. Я уставился в умирающий огонь, окруженный пугающими образами тускло-красных пыточных приспособлений, накаляющихся в пламени, обоняя кровь, старую и новую, смешанную с едкой вонью ужаса. Я вспомнил, как надо закрывать глаза. Я почувствовал, что волк пришел и встал надо мной, угрожая разорвать на части любого, кто приблизится. Постепенно отголоски боли схлынули. Я судорожно вздохнул.

Кровь обладала силой пробуждать камень памяти, будь то высеченный Элдерлингами дракон или миниатюрное изваяние, вырезанное Шутом. И эта краткая связь позволила мне узнать, что девушка мертва. Я почувствовал ужас, вызванный тем, как ее выслеживали и загоняли в угол, ее воспоминания о прошлых пытках и агонию ее смерти. К тому моменту я узнал в ней молоденькую посланницу, описанную Ревелом, а не обученную солдатскому делу женщину, которую видел с двумя мужчинами. Они преследовали ее, охотились на нее в моем доме и убили. Я не знал, что за послание они уничтожили и почему, но я должен был их отыскать и все выяснить.