– С чего вдруг?
– Потому что жадных не люблю. По швам трещу, когда их вижу. Ты вот сколько у Тарусова получаешь?
– Две тысячи в год.
– Да-а-а?! – присвистнул Бражников. – А второй помощничек ему не нужен?
– Не отвлекайся.
– Нет-нет, держу нить за хобот. Значит, так. Ты мне друг… Да или нет?
– Да, Петруша, да.
– Вот! Друг! А все одно явился с подношениями. Потому что интерес ко мне имеешь. А этот жадина… Дерет с приезжих по четыре рубля за номер, а пришел с пустыми руками.
– Ты сейчас про кого?
– Про Малышева, хозяина гостиницы. Ввалился без стука и как завел шарманку: «Моему заведению полвека. С двадцать седьмого года от нашей гостиницы отправляются омнибусы в Великий Новгород. Однажды у нас ночевал писатель Достоевский». И все в таком духе.
И что, скажи на милость, из этой белиберды причина вернуть ему ключ? Принес бы пару «Клико»… Да хоть пару пива. Потому я насупил брови, придал козлетончику металл и огласил приговор: «Ключ верну только после суда».
– А мне его дашь?
Бражников, несмотря на выпитое, мотнул головой:
– Еще чего? Держи карман шире. Знаю я тебя, все дело мне развалишь.
– В награду – малышка Жаклин за мой счет.
– И дюжина бургундского.
Среда, 2 декабря 1870 года,
Санкт-Петербург
Забежав утром к Тарусову, Выговский уведомил патрона, что снова вынужден отлучиться по порученному делу, и отправился на Обуховский проспект в Серапинскую гостиницу. «Сорок покойных и удобных номеров вблизи Технологического института» – так рекламировал ее путеводитель.
Еще совсем-совсем недавно Антон Семенович служил чиновником для поручений в сыскной полиции. Однако нынешним летом обер-полицмейстер выказал ему недовольство, а Тарусов нежданно-негаданно предложил место.
Но на всякий случай запаянное в стекло удостоверение сотрудника полиции Антон Семенович сохранил. Каким способом? Бургундское любил не только Бражников, его поклонники нашлись и в канцелярии обер-полицмейстера.
Предъявив портье сие удостоверение, Антон Семенович поднялся на второй этаж, отыскал нумер под цифрой «семь», оборвал печати и повернул ключ в замке. Толстый слой пыли на полу и мебели неопровержимо свидетельствовал о том, что после Добыгина никто сюда не заходил. На паркете чернели пятна (вероятно, от крови), а огромная двуспальная кровать так и была расстелена.
Почему? Войцеховский, по показаниям портье, заехал в десять утра, его труп нашли около двенадцати. С какой стати улегся в такую рань? Притомился с дороги? Или…
Выговский, повинуясь чутью, сдернул простыню, скинул подушки. Опа! Женские шелковые панталоны с кружевами. Желтые, с драконами, не иначе из Китая. Теперь понятно, зачем постель разбирали…
В дверь постучали. Выговский спрятал находку в карман:
– Открыто.
В номер зашел одетый в суконный полукафтан мужчина за шестьдесят, лицо его украшал мясистый нос, сросшиеся брови и маленькие недобрые глазки:
– С кем имею честь?
– Сыскная полиция, – показал издалека удостоверение Выговский. – А вы кем будете?
– Хозяин гостиницы Малышев Аверьян Васильевич. По какой надобности явились?
– По следственной.
– Но позвольте, следствие давно закрыто, дело передано в суд.
Малышев выглядел обеспокоенным, и сие Выговского заинтриговало. Неужели знает правду? Сам убил или кого покрывает?
– Все верно, Аверьян Васильевич, потому и пришел. – Антон Семенович демонстративно встал на четвереньки и заглянул под кровать. – Вдруг невиновного судим? Вдруг наружная полиция с выводами поспешила?
– Что значит поспешила? – раскрыл от удивления рот Мылышев. – Яков во всем признался.
– А в суде бац – и откажется. Сколько раз такое бывало. А нам за то нагоняй. – Выговский поднялся на ноги и подошел к окнам, отдернув шторы, осмотрел подоконник. – Скажите-ка, Аверьян Васильевич, кроме Шалина, кто еще из посторонних находился во время убийства в гостинице?