– Отстань. Не нужен мне аблокат. На каторгу хочу. Понял?

Из Съезжего дома Выговский вышел довольным. Хоть Шалин и не исповедался, все одно выдал себя с головой. Никаких сомнений нет – он себя оговорил, взял чужую вину. Чью? Зачем? Антон Семенович свистнул извозчика и велел отвезти сперва в лавку купцов Елисеевых, а оттуда в Окружной суд.

На самом деле огромный дом на Литейном проспекте, занимавший целый квартал между Шпалерной и Захарьевской улицами, официально именовался Зданием судебных присутственных мест.

Кроме Окружного суда, здесь размещались судебная палата, архив и камеры[19] прокуроров, судебных приставов и судебных следователей.

Поднявшись по широкой лестнице на третий этаж, Антон Семенович нашел нужную дверь и постучал.

– А-а, Выговский! – обрадовался ему довольно молодой, однако успевший обзавестись брюшком коротконогий брюнет. – Сколько лет, сколько зим.

С судебным следователем Петром Никаноровичем Бражниковым Антон Семенович подружился, когда служил в сыскной полиции. Сблизило их многое: оба приехали из провинции, оба были молоды и холосты, любили выпить и покутить.

– Никак бургундское? – Бражников разгружал пакеты, которые принес приятель. – Ба, и сардинки любимые, и паштетик фуа-гра. «Каким ветром тебя сдуло, какой водой принесло?», друг Тохес. Только не ври, что соскучился.

Выговский поморщился. Ну сколько можно? И где только Бражников подцепил сие словцо – тохес? И ладно бы меж собой. Но Петр Никанорович и в компании его употреблял. Сидят, скажем, с разбитными девицами, и вдруг:

– Тохес, закажи-ка игристого.

И одна из сильфид непременно заинтригуется:

– Какое имя шикарное, верно, иностранное.

А Бражников тут же объяснит:

– Точно. Еврейское. Означает то место, на котором сидят.

И все смеются. И Выговский с ними. А что поделать? Не бить же морду лучшему другу?

Но сегодня обижаться было не с руки, Выговский и вправду заявился по делу.

Но рассказал Бражников до обидного мало:

– Убийцу мне готового привели, Добыгин его задержал, – признался приятель после стаканов за встречу, за дружбу и за баб-с.

– Пристав четвертого участка? Терпеть его не могу.

– Зато на его территории всегда ажур-абажур, преступлений вообще не бывает. И за это ему от меня огромное грандмерси. Иначе здесь бы и ночевал. – Захмелевший Бражников обвел пальцем стол, устланный бумагами, шкафы, заставленные папками, пол, где валялись груды дел. – Тохес, я понимаю, ты адвокат, обязан защитить клиента. Но этот… как его?..

– Шалин, – напомнил Выговский.

– …точно, Шалин – редкостный негодяй. Спокойно так про убийство рассказывал, будто не человека, кабана завалил.

– Убил он ради денег?

Судебный следователь кивнул.

– И сколько взял?

Бражников пожал плечами:

– Мое любопытство так высоко не прыгает. Сознался, да и ладно.

– И куда он их дел?

– Куда-куда? Пропил, куда еще?

– Когда бы успел? Его уже через час задержали.

– При определенном навыке с хорошими друзьями, с красивыми… Вот мы с тобой – всего только двадцать минут сидим, а двух бутылок как не бывало.

– Место преступления осматривал?

– Не-а. Думаешь, надо было?

Выговский кивнул с укоризной.

– Тогда завтра, с самого утра. Клянусь. – Бражников, словно на Писание, положил руку на папку с делом о растрате. – Только ради тебя.

– Не мели ерунды. Что теперь там найдешь? Полтора месяца прошло. Сколько постояльцев перебывало.

– Ни одного.

– Как ни одного?

– Дверь с тех пор так и опечатана, а ключик тут, в моем ящике.