Это преступники? Боже, они же дети.

— Я ничего не скажу. Я… — пообещать что угодно. Еды? Воды? А есть ли и то, и другое? Есть ли вода и еда у меня? — Я вас не выдам.

Жано подумал и спрятал нож.

— Когда меняется стража? — спросил он отрывисто.

Я дернула плечом. Прости, брат, но я знаю обо всем куда меньше, чем ты можешь представить.

— Нам нужно пройти в… — начал парень, стоявший за мной, и на него зашикали все разом.

— Ты с ума сошел? Зачем ты ей это говоришь? — прошипела старшая девочка.

— Вы думаете, она совсем дурочка? — с невеселым смешком отозвался мой страж. — Она не знает, куда бегут рабы из Бежатона? Кто этого не знает, Лили?

Рабы?.. Я всмотрелась в их ошейники. Как им удалось бежать? Впрочем, какое мне дело, моя задача самой уцелеть, потому что этим ребятам терять нечего. И я не уверена, что могу им помочь, что-то сделать даже для девочек. Мне что-то — босые ноги и сон на полу? — подсказывает, что я ничего не могу, что мое положение лучше, но ненамного.

— Я не знаю, — вдруг сказала младшая девочка, и парень наконец отпустил меня, сделал шаг в сторону и присел на корточки, протянув к ней руки.

— Иди сюда, Марибель… — пригласил он, и малышка — ей не больше десяти лет, и у нее на шее ошейник, но нет, слава всем богам, жутких шрамов! — не стала упрямиться. — Иди сюда. Мы бежим в Астри. Там, в Астри, нас никто не преследует. Никогда. Там мы все будем свободными. Поняла?

Он взял ладошки девочки в свои, а у меня защемило сердце. Мне показалось, что маленькая Марибель все прекрасно понимает и помнит, но отчего-то ей важно слышать эти слова снова и снова. Может быть, они ей дарят призрачную надежду.

Она знает, что они никогда не окажутся в Астри?..

— Если вдруг, — продолжал парень, не сводя с Марибель взгляда, — что-то случится со мной, с Лили или с Жано, ты должна добраться до Астри. Должна. Обещаешь? — И он повернулся ко мне, сверкнув глазами — куда делась нежность, с которой он только что говорил: — Ты… принеси нам что-нибудь, чтобы снять ошейник.

Я не придумала ничего лучше — или даже не потрудилась подумать.

— У вас же есть нож?

Парень — Эрме? — ухмыльнулся.

— Он не поможет. Нужно что-то более крепкое. Хотя бы… — он помрачнел. — Хотя бы снять ошейник с моей сестры. Потому что наши уже не снять, Лили! — он крикнул, хотя и прозвучало негромко, на старшую девочку, попытавшуюся возразить. — У нее больше шансов добраться до Астри!

— Больше шансов, — хохотнул Жано с нотками истерики. — Как ты наивен, Эрме. Будь честен с самим собой, шансов нет ни у кого из нас.

— Мы уже сбежали от господина Занотти, — горячо заговорил Эрме, но я перебила его:

— Я посмотрю?

От того, что будет дальше, зависит многое. Эрме окидывал меня мрачным взглядом — свеча отбрасывала тени на его лицо, и выглядел он угрожающе. Совсем молоденький паренек, если вспомнить, сколько мне лет, годится мне, в общем, во внуки, но… а сколько мне все-таки лет? Все четверо обращались со мной как девчонкой. С меня стерли лет сорок, словно салфеткой?

Не бояться, не показывать страх. Эрме неохотно кивнул.

— Я осторожно, — пообещала я, приседая перед маленькой Марибель. Я была — стала? — ниже ростом, непривычно. — Не бойся.

Видимо, ошейник на нее надели не так и давно, он был ей велик, болтался на шее, не натирал, не причинял неудобств и боли. Я подумала, что, возможно, рабам меняют ошейники, но лишь когда несчастные начинают задыхаться… Нет, разрезать его не получится. Ошейник кожаный, но — я подцепила ногтем край — между двумя слоями кожи металл, и даже если удастся чудом срезать кожаную часть, металл останется.