Я метнулась к аппарату внутренней связи. Он напоминал допотопный телефон моей молодости. Трубка, аппарат, только витого провода и не хватало.

Трясущимися руками набрала номер «внутренней связи» в комнате Далека. Трубка ответила тихим шипением, еще и еще. И меня накрыла тишина. Где он? Занятия у Далека давно закончились. Кафедральных поручений я ему не давала… Впрочем, какая разница?

И этот меня бросил! Тоже… так же, как и все в этой проклятой Академии!

Меня несло так, что все вокруг виделось в черном свете. Переклинило так, что, казалось, ничего хорошего в жизни не было и уже не предвидится.

Ненастоящее! Тут все ненастоящее!

Ухажеры, которым только и надо, что утешать другую! Подчиненные, которые только и ждут, чтобы подставить подножку! Подруги, которым только бы улизнуть к своим хахалям! Студенты, которые только и могут, что делать гадости!

Я здесь все не-на-ви-жу! И ректора, который палец о палец не ударил, чтобы помочь моей сестре!

Я представила, что дверь не просто заперта – замурована. Ни ручки, ни просвета – сплошная, глухая стена. Правда, ненадолго – на ночь, максимум. Иначе меня ждет сильнейшее истощение ауры. Но мне-то большего и не надо! Одна ночь – и я умчусь отсюда назад, домой. Заберу Алису, и заживем мы как прежде. Одна ночь… только одна ночь…

И никто, даже Езенграс, меня не остановит!

Некоторое время я металась по комнате, боясь посмотреть на коробку, где так бездарно погибла память о тех, кого любила и кем дорожила.

Затем металась еще, размахивая руками, крича и ругаясь почем зря.

И, наконец, свалилась в постель и уснула.

Ночью кто-то стучался в дверь. Барабанил так, что аж стены дрожали. Стучал в запертые окна – я и забыла, когда закрыла их и «замуровала» специальным магическим щитом – таким же, как и дверь.

Меня звали, ругали, вопили. Требовали, убеждали, просили.

Но я лишь приоткрывала глаза и снова погружалась в сон.

А наутро рванула к Вархару с прославленным на всю Академию заявлением об уходе.

В ушах били колокола, сердце заходилось от возмущения, бешенства, дыхание перехватывало.

Я обязана была сначала подать заявление непосредственному начальнику. Что и сделала, цинично сняв копию и заверив у проректорской секретарши. Победоносная, хищная улыбка расползлась на лице Гандалии, когда она потянулась за печатью. Когда же печать обрушилась на бумагу, я всерьез испугалась, что она пробьет лист насквозь, а заодно стол и, возможно, даже пол.

Но бумага выдержала. Недаром говорят: «Бумага все стерпит». Стол покряхтел, немного пошатался и все же решил не распадаться на части в столь прекрасное солнечное утро.

С новехоньким заявлением на имя ректора и копией того, что погибло от руки Вархара, я пулей влетела в кабинет Езенграса.

Его секретарша не успела даже закончить фразу:

– Доброе утро Ольга Ис…

Последнее слово утонуло в грохоте встречи двери с косяком. Бронза гневно задребезжала, и ручка осталась в моей ладони.

Я с опаской взглянула на Езенграса, на внезапный трофей и снова на Езенграса, ожидая, как минимум, выговора за порчу казенного имущества.

– Хм! – хмыкнул ректор, выбираясь из-за стола и направляясь навстречу. Его фирменная черная футболка и брюки напомнили мне о звонке по скайпу. Том самом, который и привел меня в эту треклятую Академию. – А Вархар прав. Ты женщина с огоньком. Во всех смыслах! Кстати, – он кивнул на выход. – Эта дверь пережила три нашествия варваров из соседних миров. – Езенграс немного почесал затылок, посмотрел в потолок и добавил: – И еще четыре наводнения и два взрыва.