– Это вполне разумно, конечно.

– Хотя в то же время я не сомневаюсь, что разнообразные суеверия у нас продолжают процветать. Сельские общины крайне консервативны, особенно в привязанности к старине-матушке.

– Я просил мисс Конуэй припомнить недавних умерших, – собравшись с духом, заявил Люк. – Мне подумалось, что в связи с ними может выясниться нечто интересное. Надеюсь, вы можете предоставить мне некоторые данные, а я попытаюсь наметить по ним путь исследований.

– Да-да, это я могу устроить. Тут вам поможет наш Джайлз, церковный сторож, отличный малый; правда, к сожалению, туговат на ухо. Дайте-ка подумать… Да, по-моему, довольно много… довольно много у нас было потерь… коварная весна, знаете ли, а до этого суровая зима… поэтому произошло много прискорбных случаев… словно мы попали в какую-то черную полосу… какая-то беспросветная череда несчастий.

– Порой, – заметил Люк, – череду несчастий приписывают присутствию какого-то грешного персонажа.

– Да-да. Ветхозаветный грех Ионы… Но я не думаю, что у нас тут действовали какие-то чужаки… иными словами, не наезжал к нам никто выделяющийся своими грехами, и я определенно не слышал никаких слухов о таком проявлении… хотя опять же, как я уже говорил, вероятно, мне и не пристало. Теперь давайте вспомним… совсем недавно мы потеряли доктора Хамблби и бедную Лавинию Пинкертон… м-да, прекрасный человек, доктор Хамблби…

– Мистер Фитцвильям знаком с его друзьями, – вставила Бриджит.

– Неужели?.. Как печально… Его потеря для многих стала ударом. У него было много друзей.

– Но наверняка имелись также и недруги, – сказал Люк и поспешно добавил: – Я рассудил так только потому, что слышал разное от моих друзей.

Мистер Уэйк вздохнул.

– Когда человек откровенно высказывает то, что думает… причем не всегда, скажем так, тактично… – он удрученно покачал головой, – то его поведение вызывает у некоторых людей возмущение. Но простые селяне очень любили его.

– Знаете, – небрежно сказал Люк, – мне всегда казалось, что одна из самых горьких пилюль, которые нам приходится принимать в жизни, заключается в том, что смерть любого человека для кого-то оборачивается выгодой… я имею в виду не только материальную…

Священник задумчиво кивнул.

– Да, я понимаю, что вы имели в виду. Обычно в некрологах пишут, что все скорбят о потере, но, боюсь, эти слова крайне редко правдивы. В случае доктора Хамблби, никто не отрицает, что положение доктора Томаса заметно улучшится в связи с кончиной его коллеги.

– Отчего же, интересно?

– Томас, по-моему, вполне квалифицированный врач… конечно, и сам Хамблби всегда так говорил, но этому новичку здесь у нас не слишком доверяли. Мне кажется, ему приходилось довольствоваться второстепенным положением, поскольку Хамблби обладал большим влиянием и несомненным личным обаянием. На его фоне Томас выглядел весьма бледно. Он не умеет производить выгодное впечатление на пациентов. По-моему, к тому же он сам переживал из-за этого, чем усугублял собственную непопулярность, становясь более нервным и косноязычным. Собственно говоря, я даже уже заметил в нем разительные перемены. Больше апломба… больше проявлений индивидуальности. Видимо, он почувствовал себя более уверенно. Полагаю, у них с Хамблби нередко возникали разногласия. Томас придерживался исключительно новейших методов лечения, а Хамблби предпочитал лечить по старинке. Они частенько горячо спорили из-за этого… а также и из-за более личных дел… впрочем, не будем сплетничать…

– А вот мне кажется, – спокойно и отчетливо произнесла Бриджит, – что мистеру Фитцвильяму как раз хотелось бы услышать от вас кое-какие сплетни.