– Вот я и готова. – Бриджит подошла к нему так тихо, что он не услышал ее приближения.

Она не захватила никакой шляпки, даже не покрыла волосы сеточкой. И когда молодые люди вышли из дома, вылетевший из-за угла этого уродливого подобия замка ветер с внезапным неистовством взметнул ее длинные черные волосы и закрыл, точно густой вуалью лицо.

– Я помогу вам найти дорогу, – с улыбкой заметила она.

– Очень любезно с вашей стороны, – вежливо ответил он.

И ему показалось, возможно, только показалось, что по ее губам промелькнула ироничная улыбочка.

Оглянувшись на зубчатые стены, Люк раздраженно произнес:

– Какое уродство! Неужели никто не мог отговорить его?

– Дом англичанина – его крепость, а в случае Гордона это следует понимать буквально! Он обожает эту твердыню.

– Ведь это, по-моему, ваш бывший родной дом, – невольно заметил Фитцвильям, сознавая, как бестактно прозвучит его замечание. – Неужели вы тоже «обожаете» его в нынешнем виде?

Бриджит взглянула на него спокойным, слегка удивленным взглядом.

– Мне не хочется разрушать сентиментальный образ, сложившийся в вашей голове, – пробормотала она, – но на самом деле меня увезли из этого дома в два с половиной года, поэтому, как вы понимаете, мотив ностальгии по родному старому дому для меня неприемлем. Я даже не помню, что когда-то жила здесь.

– Вы правы, – согласился Люк. – Простите, что опустился до киношного романтизма.

– Реальная жизнь, – рассмеявшись, заметила Бриджит, – редко бывает романтичной.

Горькая насмешка, прозвучавшая в ее голосе, поразила Люка. Благодаря южному загару краска смущения проявилась не слишком заметно, но внезапно он осознал, что эта горечь не связана с ним. Она насмехалась над собой, над собственной горькой обидой. Люк мудро промолчал. Однако глубоко задумался о судьбе Бриджит Конуэй…

Через пять минут они подошли к местной церкви и соседствующему с ней дому священника. Последний находился в кабинете.

Альфред Уэйк, низкорослый и сутулый пожилой человек с кроткими голубыми глазами, встретил их рассеянной, но любезной улыбкой. Видимо, его порадовал и в то же время слегка удивил их визит.

– Мистер Фитцвильям приехал погостить к нам в Эш-мэнор, – сказала Бриджит, – и ему хотелось бы посоветоваться с вами по поводу задуманной им книги.

Мистер Уэйк перевел заинтересованный взгляд на представленного молодого писателя, и Люк тут же пустился в пространные объяснения.

Он нервничал по двум причинам. Во-первых, этот пожилой священник, несомненно, обладал гораздо более глубокими познаниями о фольклоре и языческих обрядах и традициях, чем мог приобрести человек, поспешно просмотревший и заучивший кое-какие сведения из первых попавшихся книжек. А во-вторых, Бриджит Конуэй тоже внимательно слушала его.

Вскоре Люк с облегчением узнал, что мистер Уэйк увлекается в основном римским наследием. Он сам кротко признался, что крайне поверхностно знаком со средневековым фольклором и колдовством. Упомянув о некоторых сведениях из истории Уичвуда, священник сказал, что готов показать Люку особую террасу на холме, где, по преданиям, проводились шабаши, но с сожалением добавил, что сам не располагает подробностями о тех событиях.

Втайне испытав большое облегчение, Люк изобразил на лице легкое разочарование и перевел разговор на языческие ритуалы, связанные с переходом в мир иной.

– Боюсь, мне пристало быть последним, кто мог бы что-то знать о них, – спокойно покачав головой, заметил священник. – Заботливые прихожане берегут мои уши от возможных неортодоксальных взглядов.