- Редко. И только к своему мастеру. Это... ну, как аллергия.

- А... целоваться? - вкрадчиво, будто кот переступил мягкими лапами, спросил он. - Это же ведь тоже... голова?

Я попыталась отодвинуться, но Герострат меня удержал.

- Надо проверить.

Детский сад какой-то! Я-то думала, в нашем возрасте для подобных вещей поводы и дальние подходы уже не нужны. Захотелось людям поцеловаться или там еще чего - ну и пожалуйста. А то прямо как школьники: ах, Маша, посмотри, ресница в глаз попала. Чмок в щечку - и бежать.

- У меня губа болит, - буркнула я, но уже тонула в его глазах и падала на дно, где золотые листья лежали ковром, ловя отблески осеннего солнца. Падала в тот день пять лет назад, когда моя несчастная любовь, уже целый год кипевшая под крышкой на медленном огне, наконец хлынула через край...

***

К вещевому рынку у метро «Проспект Просвещения» мы шли молча. Солнышко уже с самого утра основательно припекало. Жилет потерялся еще в подвале, но все равно было жарко.

Я ругала себя последними словами. Ну надо же быть такой идиоткой! Растаяла, как снегурочка, поплыла! Даже мысль мелькнула: а вдруг... А на самом деле-то все просто, как апельсин. Резковато я с ним обошлась. Не так ласково, как ему хотелось. В глаза по-собачьи не заглядывала, в попу не целовала, о нежных чувствах, опять же, ни слова не сказала. Вот и решил о себе, драгоценном, напомнить. Все это мы уже не раз проходили.

- Слушай, что ты задумал? - спросила я.

- Для начала мы пойдем в гостиницу, снимем номер.

- Зачем? - не поняла я. - В какую, на фиг, гостиницу?

- Тебе понравилось спать на лавке? В какую гостиницу? Ну не в «Асторию» же. Там нас моментом вычислят.

У Герострата была просто потрясающая способность выворачивать слова собеседника наизнанку. Так поговоришь с ним пять минут и поверишь, что действительно требовала номер в «Астории». Равно как и в то, что каждый наш шаг как на ладошке и за каждым углом ждут бандиты. И в каждой гостинице тоже. Хватит уже того, что из всего потока машин я без конца выхватывала глазами бежевые Тойоты и черные джипы.

Мы шли по проспекту Энгельса, вяло переругиваясь, как супруги со стажем. Я оглядывалась и вертела головой по сторонам. Все казалось, что за спиной кто-то топает. Нет, не топает, а крадется. И пистолет аккуратно достает. Или нож.

Андрей зашел в обменник, и мы влились в толпу, которая хищно оглядывала бесконечные палатки. Сначала купили дорожную сумку. Потом одели Корнилова. Вернее, он сам оделся, игнорируя мои робкие предложения и замечания. На мой взгляд, рубашки можно было купить не такие пестрые и яркие, а джинсы - чуть посвободнее, на сторожевых харчах он малость отъелся, заживотел. У Михрютки в последние годы тоже брюшко выросло, как он говорил, не от пива, а для пива.

Странно, после развода прошло три года, а я довольно часто вспоминала Мишку. Не с какими-то чувствами, а просто как мы жили, что он говорил, как себя вел. Ничего недоброго у меня к нему не осталось, а за хорошее - наоборот, благодарность.

Наконец Корнилов накидал в сумку разноцветного ширпотреба долларов на триста и вспомнил обо мне.

- Ну, теперь ты. На, - он протянул мне несколько купюр, - покупай себе трусишки, штанишки, что там еще надо.

- Да, много можно купить на четыреста рублей, - возмутилась я. - Только что трусишки. Может, еще лифчик из парашюта.

- Ты не поняла, - начал втолковывать мне Герострат, прямо как умственно отсталому ребенку. - Это тебе на... тампаксы. За все остальное я заплачу сам.

Вот так вот! Господи, спасибо, что он на мне не женился. Да я бы ему чеки из булочной приносила на контроль. Мишка деньги кидал в тумбочку и никогда не интересовался, на что они ушли. Впрочем, я и не злоупотребляла.