Я взглянул на резолюцию Семенова – «В СО». Так, это понятно. А дальше – «т. Воронцову А. Н.» Теперь непонятно. Начальнику не пристало указывать конкретных исполнителей, на это начальники отделений имеются, им виднее. Я перевернул пару листов и увидел пришпиленную записочку, не замеченную сразу. Почерк с левым наклоном, почерк Титана. «Алексей, поступи с этим материалом так, как подскажет тебе твоя совесть». И витиеватая загогулина моего товарища.

Мне стало неловко. По-хорошему, надо было не сбрасывать этот материал на кого-то, а доделать самому. Неважно, какая на это возникла причина.

Мои угрызения совести прервал телефонный звонок. Я взял трубку – Рябинин.

– Ну что, определился с материалом?

– Да, – хмуро ответил я.

– Так я тебе сообщаю, что карточки на возбуждение не выставлены.

– Догадался, – ответил я не менее хмуро.

– Вот и хорошо. Да, чуть не забыл, Титанова срочно в командировку закинули. – И Борис Михайлович завершил разговор.

Какой болезненный микроскопический урок. Вот Титан мог ведь и сам материал принести, неужто бы не разобрались? Зачем такая комбинация, да еще с участием Семенова и Рябинина?

Тут я вспомнил, что и сам этот материал спихнул Титанову заочно. Опять стало неловко. Что ж, терпи. Какая дача, такая и отдача, как свидетельствует третий закон Ньютона.

И я погрузился в работу. Ладно, Титан, я на тебя не в обиде. Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела вынесу сам.

Мой временный начальник Борис Михайлович сидел и внимательно читал постановления о прекращении уголовных дел. При этом усиленно качал головой и пытался сохранять серьезный вид, но в особо интересных местах не выдерживал и фыркал.

– Леша, а откуда в подъезде бродячая собака взялась? – не удержался он от вопроса.

– А я откуда знаю? – пожал я плечами. – Собаке не объяснишь, что это не ее территория. Гуляет где хочет. У нас же подъезды не запирают, двери настежь – заходи кто хочет. Вон сколько зверья по помойкам ходит, так, может, какая псина в подъезд зашла? Или кто-то из жильцов прикормил? Но она никого не покусала, а так, попрыгала.

– Попрыгала она… – глубокомысленно хмыкнул Борис, вернувшись к тексту.

Это Боря читает мой опус, касающийся причинения тяжких телесных повреждений молодым сожителем своей, скажем так, уже не юной сожительнице.

Ну да, пошли они погулять (заметим, что оба были трезвыми), а в подъезде на них напала большая злая собака, и мужчина, пытаясь отбиться, ударил собаку, но, не удержав равновесие, сбил с ног супругу, и оба они покатились вниз. А нож? Ну да, лежал в кармане в открытом виде, потому что накануне ходил в этом же пиджаке за грибами, и нож как лежал там, так и лежит. Никто же не виноват, что клинок воткнулся женщине под коленку? Считаем, что это был казус, то есть случай, который никто не предвидел да и не мог предвидеть.

Нет, может отыскаться какой-нибудь твердолобый преподаватель права, который станет с пеной у рта доказывать, что гражданин должен был предвидеть несчастный случай, если он носит в кармане нож, но в прокуратуре, которая должна утвердить прекращение дела, дураков нет.

Все же правдоподобно, правильно? Вот протокол допроса потерпевшей, вот протокол допроса ее сожителя. Ну да, допросил я его как свидетеля, который не перешел ни в разряд подозреваемого, ни тем более обвиняемого. Я ведь не поленился сходить к ним домой и допросить по месту жительства. Сами бы они ко мне в кабинет ни за что бы не собрались, потому что у этой парочки только два состояния – либо пить, либо работать. А доставлять их принудительно… Можно, но зачем? Я уж лучше сам, ножками, допрошу в домашней обстановке и в расслабленном, так сказать, состоянии.