Первым сориентировался главный пограничник Михаил Фриновский. Он с места выкрикнул поздравление и не был одёрнут за нарушение протокола. Слуцкий впился взглядом в Агранова. У того не шевельнулся на лице ни один мускул. Но побледнел, этого не скрыть никаким усилием воли.

Кто-то очень верно рассчитал. За Ежовым с первой секунды на посту будет пристальный надзор со стороны госбезопасности. Любой явный или мнимый прокол немедленно станет известен наверху. Но и Ежов не промах. Агранову самое время присматривать вакансию в Учпедгизе.

Новый нарком возжелал немедленно заслушать краткие рапорты о состоянии дел. Понятно – больше для проформы, вглубь он вникнет позже, сейчас просто демонстрация: начальник намерен бдеть и контролировать каждую мелочь. Если рабоче-крестьянская милиция и лагеря отчитались в духе «справляемся, несмотря на временные трудности», то в Слуцкого Ежов вцепился с первых минут прихода к власти.

– Объясните, товарищ Слуцкий, почему результаты агентурной работы далеки от тех, что разведка рапортовала в ЦК в прошлые годы?

В шахматах это называется цуцванг, когда нет хороших ходов, любые шаги ведут к потерям. Ежов знает главную причину: лучшие кадры ушли с Артузовым, наверняка заготовил убийственный довод, вроде «незаменимых людей нет». Но и выкручиваться нельзя, лишать нового руководителя удовольствия выстрелить заготовкой…

– Так точно, товарищ нарком. Результаты неудовлетворительные. Новые кадры после перевода Артузова недостаточно компетентны.

– Ценю большевистскую прямоту. Что же вы предприняли, товарищ Слуцкий, для исправления положения?

– Налаживаем агентурную сеть. Обучаем, посылаем людей.

– Да? И что эти люди? Навербовали агентов в стане врага? В белогвардейских организациях? В антисоветском подполье? Среди троцкистов? В штабах империалистических армий?

Слуцкий открыл было рот для ответа и беспомощно его захлопнул, изображая большую пухлую рыбу. Такие вещи нельзя обсуждать даже на коллегии госбезопасности! Здесь же, в присутствии далёких от нелегальной работы сотрудников, вообще немыслимо…

– У вас есть что сказать? – рявкнул Агранов. – Вы хотя бы контролируете иностранную агентуру?

Злость непосредственного начальства вернула опору. Руководитель ГБ, только что пролетевший мимо кресла наркома, несёт полную ответственность за разведку наряду со Слуцким.

– Так точно! Агентура приступила к выполнению заданий. Результаты будут. Вынужден доложить, что прежнее руководство недооценивало значения внешней разведки для заблаговременного предупреждения контрреволюционных вылазок.

Ежов благосклонно кивнул. Агранов примолк. «Прежнее руководство» – это и он сам. Выходит, Слуцкий думает воспользоваться переменами и подсидеть начальника госбезопасности?

Нарком плавно повёл совещание к финишу. Оказывается, причиной перевода Ягоды послужили отнюдь не его таланты в области почтовой связи, а медлительность в разоблачении троцкистско-зиновьевского заговора. Медлительность, соседствующая с преступной халатностью или саботажем. Товарищ Сталин верит, что отныне НКВД будет оперативно реагировать на любые антипартийные и антигосударственные вылазки.

Только у себя в кабинете Слуцкий перевёл дух. Как ни позорно признаться, пальцы, доставшие папиросы «Казбек», мелко дрожали.

– Разрешите, товарищ комиссар?

– Входи, Ефимов, – Слуцкий привычно включился в роль начальника, царя и бога над своим отделом. Есть новости от триста первого?

– Так точно! Шифровка из Берлина.

Донесение Чеботарёва поступило, но «багажа», то есть полезной информации, оно не содержало. Беглецов из СССР след простыл.