Ежусь, на полу сидеть холодно и твердо, но продолжаю:
– Если мы с тобой подружимся, я куплю маме теплые варежки, чтобы ее пальчики больше не мерзли. И много еще чего куплю, даже не у Черточки, а в большом красивом магазине, который недавно открылся. Мы с Юлькой проходили мимо, я хотела зайти, но она заторопилась вдруг домой, выгулять Мальчика, хотя они гуляют только по утрам, а тогда был обед.
Я тебе расскажу маленький секрет, хочешь? Только обещай, что не проболтаешься? Когда я искала монетки в кухне, я нашла пакет с мукой и решила приготовить бауырсаки, такие же, как бабушка делает. Вкусные, золотые, один съешь – невозможно остановиться. Я сделала все-все правильно! Вылила в муку воду и долго-долго мешала большой ложкой и даже руками. Тесто почти приготовилось, но тут пришла мама! И я, чтобы она не обрадовалась раньше времени, спрятала миску с тестом в духовку. И совсем о ней забыла, а вспомнила сегодня, представляешь? И когда я достала…
Слышу за спиной какой-то звук и испуганно оборачиваюсь. В дверях кухни стоит мама.
– Ты все слышала, мамочка?
Она кивает, подходит ко мне, поднимает с пола и усаживает на табуретку. Затем открывает дверцу духовки и вынимает миску с уродливыми кляксами засохшего теста. Колупает ногтем одну из клякс, но та схватилась намертво.
– Ну, все, не отмыть, можно выбрасывать, – говорит задумчиво мама и, приподняв одну бровь, смотрит на меня. Я виновато опускаю голову.
– Я тебя обязательно научу делать тесто. Не такое вкусное, как у бабушки, но тоже настоящее. Мы с тобой напечем или наготовим чего-нибудь вкусного, у меня завтра короткий день. Ты поешь сама, угостишь своего домового и девочек, хорошо? А твой клейстер… – Я вопросительно поднимаю глаза и вижу, как мама старается не засмеяться. – Ладно, пойдем спать, завтра рано вставать.
Засыпая, я думаю о том, что дома есть немножко маргарина, а вот муки больше нет. Гадаю, как собралась мама делать новое тесто. И еще, тихо-тихо, почти про себя, желаю спокойной ночи домовому.
На следующий день мама, как и обещала, приходит так рано, что закат еще только начинает поджигать тополя за окном. Она весело и длинно жмет на звонок и, слыша, как я подбегаю, кричит смеющимся запыхавшимся голосом:
– Открывай скорее!
Я опрометью бросаюсь сначала на кухню, притащить верную табуретку. Забираюсь на нее, расщелкиваю верхний замок, затем нижний, торопясь, распахиваю дверь. Мама стоит светлая, улыбчивая, озорная, а в руках у нее – ого-го! огромный незнакомый пакет, набитый так, что вот-вот разорвется.
– Ты нашла все карточки? – удивляюсь я.
– Кое-что получше! А ну-ка, брысь с дороги, ребенок!
Мама перешагивает порог вперевалку – пакет тянет, заметно хромает на левую ногу с занозой-коленкой, но ее как будто совсем не заботят ни нога, ни тяжесть ноши. Пока она разувается, моет руки, переодевается в домашнее, я любопытной белкой кручусь рядом. Громыхаю табуреткой, ставя ее на место, подаю полотенце, несусь с тапочками, ненужно, по привычке, включаю везде свет и выключаю снова, пытаюсь снова и снова заглянуть маме в лицо, прижаться к ней, повиливая невидимым, будто отросшим вдруг хвостиком.
Наконец, жадно попив воды и помассировав коленку, мама с таинственным видом, весело глядя мне в лицо, раскрывает пакет и выкладывает его содержимое перед моим любопытным носом.
Я замираю, будто примерзнув к полу. На столе один за другим появляются: большой круг остро пахнущей конской колбасы, бордовая, в мелких прожилках, говядина, треугольный ломоть сыра с большими дырками, плетеная хала, посыпанная коричневыми семечками, полурастаявший, чуть смятый брикет настоящего сливочного масла. Смешные, каждый враскоряку, болгарские перцы, глянцевые пузатые луковицы, картошка, джусай – толстенькими ярко-зелеными охапками, помидоры и огурцы, застенчивые груши, зардевшиеся с бочка, ягодки физалиса, подглядывающие из-под паутинчатой полупрозрачной фаты. Манная крупа – фу, взрослый творог и мой – сладкий творожок с изюмом, кефир, молоко, сметана, несколько шариков – слюнки потекли, – соленого курта и засушенные яблоки – для компота. Конфеты и сплющенные шоколадки – веселой разноцветной рекой.