– У Кристофера ДЦП, Шон. – Как гром среди ясного неба прозвучали слова Полин над головой, и я осмелился, наконец, поднять на неё глаза. – Теперь до конца своих дней ему придётся бороться за свою жизнь. И ему нужен отец, который будет бороться вместе с ним. Если ты не поднимешь свою задницу с этого дивана и хотя бы не взглянешь на своего сына, то я выставлю тебя вон. Я люблю тебя, но, видит бог, я сделаю это.

Впервые Полин разговаривала со мной в таком тоне. Я не знал, что произвело на меня больший эффект: её злость или её слова о том, что мой мальчик, ребёнок, о котором мы с Элизабет так мечтали, теперь будет мучиться всю свою жизнь. Тогда я не знал почти ничего о детском церебральном параличе, кроме того, что это не лечится. Как и моё горе по погибшей жене.

– Ты ему нужен, Шон. Нужен всем нам.

И я поднял свою задницу с дивана. Подошёл к коляске и заглянул внутрь. Вытащил маленькое тельце, не представляя, как правильно держать его на руках. Полин помогла уложить сына так, чтобы головка мирно покоилась на моём предплечье. Я сделал то, чего от меня хотела тёща. Чего от меня хотела бы Элизабет. И этот момент изменил всё.

Он был так похож на неё. Те же глаза, тёмные, глубокие, словно океанские недра, только цвета древесной коры. Словно Элизабет смотрит на меня сквозь них с небес.

Крис перестал плакать. Но заплакал я.

В тот же день все мои запасы алкоголя, которые я каждый день пополнял в магазинчике через дорогу, вылились в мойку. Я поклялся Полин, что она не увидит больше ни одной бутылки в доме, ни полной, ни пустой. Позже мы сели за кухонным столом и стали перечитывать заключения врачей и памятки, которые Полин успела насобирать за последние два месяца и сложить в папку. Там было всё. Операции, которые потребуется провести, потому что мой мальчик может ослепнуть. Реабилитационные курсы, которые придётся пройти, чтобы разработать конечности, потому что мой мальчик может никогда не пойти. Пустота внутри разрасталась и достигла размера сотен вселенных, потому что теперь я понимал – я потерял женщину, которую любил всем сердцем, а теперь могу потерять ещё и сына.

Не понимая ни слова из того, что написано на медицинских писульках, я поднял глаза на Полин и спросил:

– Что же нам теперь делать?

Она сжала мою руку и ответила:

– Любить его в два раза сильнее.

И мы любили.

Генри спустился вниз и развеял воспоминания. Он тоже любил Криса в два раза сильнее. Я знал это, потому что он всегда был рядом, что бы ни случилось.

– Он уснул?

– Как младенец. – Улыбнулся Генри, присаживаясь в кресло напротив. – Мы успели дойти до момента, когда Гарри встречается с дементорами в поезде на пути в Хогвартс. Жаль, что детей так легко вырубить книжкой. – Усмехнулся он. – Я так и не узнал, чем всё закончится.

– Когда мы дочитаем «Узника Азкабана», я дам и тебе почитать.

Генри улыбнулся.

– Полин не злится? – Спросил он, переключаясь на более важную тему.

– Она святая. Чем дольше я живу здесь, тем сильнее в этом убеждаюсь.

– Что намерен делать?

– Завтра же начну искать работу.

– Я знаю одного парня, он неплохой адвокат. Познакомились ещё во времена «Тёрнер Хаус». Может, помнишь, Алан Хьюитт?

– Это тот, что улаживал иск от «Апач Молла»?

Иск, который разорил наш семейный бизнес окончательно. Генри тогда занимался всеми судебными вопросами, потому что я пропадал в Атланте, на приёме у лучшего физиотерапевта Джорджии. Я бросил его на произвол, потому что занимался другим.

– Выходит, он не так хорош, раз мы проиграли. – Заметил я с лёгкой издёвкой.