Сомнениями она тут же поделилась с отцом – и не напрасно. Тот, поразмыслив, сумел дать совет.

– Попробуй для начала артефакторику. Если тебе удастся создавать не штампованные, а уникальные артефакты с применением эксклюзивных, новых и комбинированных формул, ты и сама станешь уникальным специалистом. А твой дар, кстати, как раз в создании артефактов очень даже пригодится. После окончания академии ничто не помешает тебе при желании получить второе образование. В Облачной, кстати, есть подходящие факультативные курсы, насколько я помню. А начинать ты можешь хоть сейчас. Хотя бы с освоения собственного дара. Он поможет облекать твои идеи в нужную форму.

Идея неожиданно понравилась и захватила целиком. Артефакты! И в самом деле, в этом мире они широко использовались – в разнообразных механизмах и повседневных бытовых вещах, но, как правило, были типовыми, и новые изобретались совсем не так уж часто. А ведь сколько всего полезного можно придумать – особенно если вспомнить все те мелочи, что облегчали жизнь в прежнем мире, и поискать магические воздействия, подходящие для тех или иных устройств, и их сочетания. И именно в артефактах ее идея совмещения формул для разных даров может быть применена на практике – нужно будет только подключить к созданию каждого магов соответствующих направлений!

От избытка чувств она кинулась на шею тиссу Тристобалю и радостно чмокнула его в щеку, тут же сама смутившись своему порыву. Однако тот, хмыкнув, по-доброму улыбнулся и обнял дочь.

*

Кое в чем младшим детям в семьях магов было сложнее, чем старшим. Дело в том, что живых учителей у них не было. У мага старшей крови всегда был наставник, взрослый носитель такого же дара – один из родителей либо дядя или тетя, чтобы показать все на практике, объяснить и исправить ошибки. Более того, каждому взрослому магу старшей крови даже полагалось нечто вроде “декретного отпуска” на обучение подрастающей смены, как только эта смена достигнет подходящего возраста. На само обучение отводилось от года до трех лет, в зависимости от дара.

Магам младшей крови приходилось довольствоваться записями, оставленными кем-то из предков в более или менее отдаленные времена, когда в прошлый раз проявлялся тот же дар, и учиться самостоятельно. Иде выдали записи двоюродного прапрадеда и еще более ранние дневники какого-то из совсем уж отдаленных предков. Впрочем, ей даже нравилось заниматься самостоятельно, периодически прерываясь и записывая пришедшие в голову идеи для будущих артефактов.

Зато на деда-скульптора она страшно ругалась – по делу он почти ничего не писал, да и сам, похоже, почти не пользовался расчетами, работая на чистой силе и вдохновении. Оставалось разбирать каракули дальнего предка, выводить собственные закономерности и клясться себе, что уж она-то оставит потомкам четкие и конкретные инструкции.

Вечерами Ида терпеливо раз за разом объясняла общие принципы сестре – пока та не начала делать явные успехи.

*

А в одно прекрасное утро (хотя многие сказали бы, что это еще ночь!) ее снова разбудили на рассвете. Крита, растолкав ее, без подсказки помчалась будить Аду, а Ида торопливо одевалась, пытаясь сообразить, чего на этот раз хочет от них дядюшка Джемайя. Снова будут кататься? Было бы здорово!

Однако дядя, выдав Иде некую странную громоздкую – и тяжеленную! – конструкцию из множества кожаных ремней, усадил на штурманское место в самолете одну Аду, и с заговорщицким видом велел второй племяннице ждать.

Отойдя на край взлетного поля, Ида проводила взглядом самолет и опустила глаза на конструкцию у себя в руках. Разобраться в многочисленных ремнях оказалось не так-то просто. Что это еще за макраме?! Так, вот это, кажется, вокруг пояса. А это – сиденье? Ага, а вот это тогда…