С мотелем мне снова везет. Это оказывается уютное местечко, которое содержит пожилая пара. Одна ночь и завтрак обходятся мне даже дешевле предыдущей ночевки. Комната на втором этаже с обоями в мелкий цветочек и рюшами на шторах вызывает улыбку. Переодевшись в пижаму, залезаю в пахнущую стиральным порошком постель. Плотный, накрахмаленный пододеяльник напоминает мне наши домашние стирки, еще когда была жива бабушка. Ох, и влетало мне от нее постоянно. Я часто жаловалась маме, спрашивала, за что бабушка так строга со мной. Мама успокаивала и говорила, чтобы не обращала внимания, просто у бабули такой характер. Но где-то в глубине сердца я всегда знала, что дело не в характере, просто моя бабушка меня не любит.

С этими мыслями я и засыпаю. Ничего удивительного, что во сне память оживляет старое детское воспоминание, забытое, кстати, напрочь. Я в каком-то старом доме, еще совсем маленькая, лет четырех-пяти. На мне красивое желтое платье, помню его по фотографиям, и такие же ленты в двух смешных тоненьких косичках.

Спускаюсь с крыльца дома и вижу, как наш дворовой черный кот, по кличке Бандит, несет в зубах огромного ворона. Птица еще трепыхается, машет крыльями, но хищные зубы крепко держат ее шею, не давая возможности вырваться. Мне становится жаль ворона и я подбегаю к коту, хватаю того за шкирку и самым наглым образом вырываю пернатую добычу. Взвыв, Бандит шипит и убегает, прячась. Но напоследок он успевает перекусить птице шею. Я беру ворона, сначала кладу его на траву, подпихивая пальцами, не понимая, почему он не улетает, я ведь его освободила. Потом уже более настойчиво пихаю птицу, почти с раздражением. Глупая! Лети! И вдруг, ворон начинает шевелиться. Я, замерев с открытым ртом, наблюдаю за его неловкими и какими-то странными движениями. Вот птица приподнимается, пытается расправить крылья, но они как-то вяло волочатся и дико топорщатся. Пальцы на ее лапах все еще согнуты, потому идти на них тяжело, но ворон делает несколько попыток. Но самое странное во всем этом и то, что вызывает во мне самый дикий интерес – это шея птицы. Свернутая набок, она лежит на груди, а на ее конце болтается голова, выпучив белесые глаза.

- Кааар!

Резкий звук заставляет меня подпрыгнуть от неожиданности и испугаться. Я уже готова расплакаться, когда ко мне рыжей фурией подлетает бабушка. Хватает за плечо и буквально тащит в дом, приговаривая:

- Ах, ты ж гадость гадкая! Ты что творишь?! Грязное отродье!

Бабушка затягивает ревущую меня в дом, так больно вцепившись в мое плечо, что оставляет фиолетовые синяки.

- Мама! Прекрати немедленно, ты пугаешь Летту! – кричит мамочка и силой вырывает меня у бабушки.

- Ее нужно испугать! Чтобы в следующий раз неповадно было! Чтоб не творила такого никогда! Держи ее в доме, а я пойду упокою птицу!

И выходит, бахнув дверью так, что звенят все стекла в доме. Я рыдаю, прижавшись к маминому животу и крепко обняв ее. Выливаю слезами внезапный испуг.

- Тише, моя хорошая, тише, - мама ласково гладит мою макушку. – Не расстраивайся, все поправимо.

- Я просто хотела, чтобы птичка полетела, - пытаюсь объяснить, сквозь всхлипывания и икоту.

- Я знаю, милая, знаю.

Слышу шаркающие шаги и слова:

- Снова?

- Да, - отвечает мама.

- Ты же понимаешь, что это опасно? – спрашивает старческий, но очень сильный и властный голос.

- Понимаю, бабушка, - тяжело вздохнув, отвечает мама.

- Тогда найди в себе силы прекратить это. Мы долго ждали и верили, но дальше будет только хуже. Иначе ОН найдет ее. И чем это закончится – неизвестно. Но точно - ничем хорошим.