О боже, что я несу.

Гаранин смотрит на меня с живым интересом:

– Кому это «ей» вы собрались что-то объяснять?

– Ну... жене или девушке вашей. Она может решить, что эти царапины на спине… ну…

– Жены, как и девушки, у меня в данный момент нет, и объяснять никому ничего не надо.

Он морщится.

– Глупо вышло. У вас, надеюсь, нет фотографий, как я с уткой на голове из бассейна выныривал? Вы ее не собираетесь у себя в соцсетях выкладывать? Если это сделаете, вам конец.

– Нет-нет, что вы! – пугаюсь я.

Гаранин сердит, это заметно. Вон как брови хмурит, губы сурово стискивает.

Делаю мысленную пометку: генеральный не любит выглядеть глупо. Он должен всегда сохранять лицо. Вот почему он такой собранный, неулыбчивый. Шуток себе не позволяет, только едкий сарказм.

Интересно, он такой от природы или прикидывается?

***

Скорее утыкаюсь в документы, пока еще чего лишнего не наговорила.

Работаю, украдкой поглядываю на шефа. Он меня интригует. Понятно почему — меня еще никто и никогда не спасал. Такой поступок впечатляет.

А еще интересно наблюдать, как гендир работает. Как заведенный, другого слова не подберешь.

Документы читает с бешеной скоростью. Решения принимает молниеносно. Тут же звонит кому надо и все растолковывает, приказывает. Возражения пресекает.

У него все под контролем, все по полочкам, все эффективно.

На фоне его кипучей деятельности моя возня с бумагами выглядит вяло. Я абсолютно бесполезное существо и толку от меня ноль.

Сосредоточиться на работе сложно: мой телефон бесконечно вибрирует.

Девчонки шлют фотографии. Держат меня в курсе того, как прекрасно они проводят время. Проявляют садистскую заботу о подруге, вынужденной корпеть над работой.

Вот они на веранде, едят мороженое. А вот качаются на качелях – волосы развеваются, коленки сверкают!

О, а теперь они на танцплощадке, берут урок сальсы у аниматора с внешностью Антонио Бандераса.

Кусаю губы от зависти. Вздыхаю.

– Нина, дайте сюда ваш телефон, – непреклонно требует Гаранин.

Подпрыгиваю от неожиданности.

– Пожалуйста, – испуганно протягиваю аппарат. Он опускает его в карман.

– Пусть пока побудет у меня. Потом отдам. Он вас отвлекает. Во время работы необходимо отсечь все лишнее. Никаких соцсетей и интернета. Вы совершенно не умеете организовывать свой рабочий процесс.

– Я умею, – возражаю робко.

– Нет, не умеете. У вас есть хоть какие-то навыки планирования продуктивного труда?

– Где-то завалялись.

От усталости и досады начинаю дерзить.

Гаранин смотрит на меня долго, пристально, неодобрительно.

– Я займусь вами. Научу вас быть эффективным работником, Нина.

– Самсон Викторович, простите, но давайте отложим этот урок? Я и правда устала. Такой день насыщенный выдался…

– Ну да. Битва за блины, побег через окно, попытка утопиться в бассейне, превращение в шоколадный батончик.

Губы Гаранина трогает тень улыбки. Несмело улыбаюсь в ответ.

– Уже семь часов. Конец рабочего дня, – показываю глазами на часы на стене.

– Пока вы со мной, рабочий день у вас будет ненормированный.

У меня вырывается досадливый вздох. Шеф собирается держать меня тут до полуночи? Чертов эксплуататор!

– Вас что-то не устраивает, Нина Егоровна? – он буравит меня взглядом.

Меня не устраивает абсолютно все.

Надоело сидеть в холодном зале. Глаза пересохли от экрана, а голова пухнет от цифр. Я чувствую себя очень глупой. На меня давит постоянный контроль шефа.

Хочу отдыхать, а не работать.

Подозреваю, что Гаранин изощренно мстит мне. Только ли за обман с отпуском? Может, и за тот эпизод под елкой? Но тогда я пострадала, а не он.