– Поспеши! – подхватывает Эля. – Они уже кончаются.
– Нин, и мне возьми! – просит Маша.
Их восторг заразителен. Я должна попробовать эти сказочные блинчики!
Встаю и иду к буфету. Толпа возле него не поредела. Все словно с ума сошли по блинчикам. Рвутся к ним, как коты к валерьянке.
Тут и во мне проснулся первобытный инстинкт – добыть пищу!
Вижу, что блинчиков с креветками осталось только два, и ускоряюсь. Новые порции из кухни не несут, потому что завтрак подходит к концу.
Ставки повышаются!
Я уже у стойки, но вожделенные блинчики загораживает чья-то широкая спина, затянутая в голубую рубашку. Ловко обхожу спину справа – невзначай толкаю здоровяка в бок, тот охает и отступает.
– Простите, – бормочу. Хватаю щипцы и тянусь к подносу.
Хоп! Хоп! Блинчики на моей тарелке, а здоровяк в голубой рубашке остался ни с чем.
– Девушка, вы из голодного края? – саркастически интересуется он. – Вы меня чуть не затоптали. Что за манеры!
Что-то в его голосе заставляет меня вздрогнуть.
Поднимаю глаза и обмираю. Сердце ухает в пятки, глаза лезут на лоб.
Передо мной, сердитый и внушительный, стоит Гаранин.
– Иволгина?! – он хмурит брови и натурально оскаливается. Белые зубы зловеще сверкают в обрамлении медной бороды.
Он готов сожрать меня вместо блинчиков.
***
– Здра… здравствуйте… Сам… Самсон Викторович, – выдавливаю я. – Приятного аппетита.
Делаю книксен и протягиваю ему тарелку с блинчиками. От ужаса у меня перепутались все рефлексы и инстинкты.
– Взаимно, – говорит он насмешливо и косится на тарелку, которая ходуном ходит в моей руке.
Но тут его осеняет, он утрачивает игривую язвительность и превращается в полного подозрений начальника.
– Что вы тут делаете? Вы разве не в клинике сейчас должны быть, к операции готовиться?
Он в упор смотрит на мою грудь.
Грудь на месте, отлично видна в вырезе платья.
– Я… видите ли…
– Нин, ты что застряла? – окликает меня из-за столика Маша. – Давай быстрее, Элька нас на катамаран записала кататься, а потом в хамам пойдем!
– Катамаран? Хамам?! – негромко, и от того очень зловеще говорит Гаранин и догадывается:
– Вы меня обманули. Вам не нужно в клинику. Вы сбежали с работы, чтобы бездельничать, кататься на катамаранах и париться в хамаме веником!
– В хамаме веники не используют, это турецкая баня, а турки без веников парятся, – зачем-то объясняю подобострастно.
– А вы сейчас парите мне мозги, Иволгина. Как вам не стыдно! Вы подвели коллег, ушли в отпуск в разгар нового проекта, да еще начальство обманули.
Молча киваю, соглашаясь со всеми обвинениями. Мне хочется провалиться сквозь землю. Мозг не может выдумать ни одного толкового оправдания. Зато он выдает дурацкий вопрос:
– А вы что тут делаете, Самсон Викторович?
– Я на конференции, представляю новый проект. В котором вы должны принимать активное участие, Иволгина, – чеканит генеральный.
– Самсон Викторович, я как только вернусь, так сразу и…
– Ваш отпуск отменяется, – объявляет он стальным голосом. – Никакого катамарана и хамама. Вы немедленно возвращаетесь на работу и пишете объяснительную. Вряд ли отделаетесь простым выговором.
– Самсон Викторович, автобус только завтра! – взмаливаюсь я.
– Тогда вы сейчас вернетесь в номер, откроете ноутбук и будете править материалы к конференции. Я вам их скину после того, как позавтракаю.
Отворачивается, давая понять, что больше смотреть на меня не желает, на жалкую обманщицу и тунеядку.
Но вдруг останавливается, что-то вспомнив, возвращается и забирает у меня тарелку с блинчиками.
– Благодарю, – сухо роняет он и уходит за свой стол.