Четверо обвиняемых предстали перед судом в середине мая, в Вестминстер-Холле, в то время как судебный процесс над Джорджем Болейном должен был пройти в присутствии членов палаты лордов в Тауэре. Один лишь Смитон сознался в совершении преступления, повторив свое признание, что трижды вступал в любовную связь с королевой. Остальные своей вины не признали. Сообщается, что при первом допросе Норрис признался в содеянном, однако позже отказался от своих слов. Всех их приговорили к смертной казни.

Прибыв в Тауэр, королева обратилась к коменданту тюрьмы, сэру Уильяму Кингстону, со словами: неужто ей суждено взойти на эшафот, так и не удостоившись правосудия? «Даже самый бедный подданный короля, – ответил он, – заслуживает правосудия». Его ответ заставил ее рассмеяться. Она прекрасно понимала, что ей не под силу выстоять перед гневом и подозрительностью короля. Вместе с братом ее препроводили в Большой зал Тауэра и допросили в присутствии двадцати семи пэров королевства, в знак уважения к их статусу. «Нет. Это все, что я могу ответить вам, – сказала королева, – не обнажая наготы тела своего. Всем тем, кто обвиняет меня, я могу лишь сказать “нет”, и они не смогут привести ни одного свидетеля». Анну и ее брата обвинили в государственной измене, наказанием за которую для королевы являлось сожжение на костре. Впрочем, обезглавливание посчитали достаточной карой. Комендант Тауэра сообщил ей, что «все произойдет без боли, совершенно незаметно».

«Я слышала, – ответила она, – что палач хороший мастер, а у меня такая маленькая шея». С этими словами она обхватила горло руками и расхохоталась. 19 мая, незадолго до полудня, ее возвели на эшафот, сооруженный в стенах Тауэра. Нервничая, она постоянно оглядывалась назад, словно боясь быть застигнутой врасплох. Она стала первой королевой в истории Англии, которую обезглавили. Точный возраст Анны Болейн на момент казни неизвестен, однако по примерным оценкам ей было чуть за тридцать. Когда палач поднял отрубленную голову, глаза и губы еще шевелились. Тело затем бросили в обычный сундук из вяза, в котором хранили стрелы.

Генрих позаботился о том, чтобы его брак с Анной был расторгнут на основании ее любовной связи девятью годами ранее, не осознавая, по-видимому, что она не могла бы совершить адюльтер, не будь его женой. Так или иначе, король хотел вычеркнуть ее из своей жизни, изгладив любое воспоминание о ней. Правильно ли он поступил – вопрос, который остается спорным со времени самих событий. Некоторые предполагают, например, что Анна Болейн стала жертвой заговора, учиненного Кромвелем или консервативной фракцией монаршего двора.

И все же здравый смысл подсказывал, что подобная авантюра таила бы в себе большую опасность. Все обвиняемые были хорошо известны при дворе; Джордж Болейн приходился братом Анне и занимал высокое положение, а Генри Норрис был близким другом самого короля. Было бы верхом безрассудства впутывать таких людей в сговор, не имевший никаких мотивов. На судебном процессе вслух зачитали все детали о времени и месте совершения преступления. К примеру, первое обвинительное заключение гласило, что «королева 6 октября 25 Ген. VIII [1533] в Вестминстерском дворце словом и т. д. побудила и склонила некоего г-на Генри Норриса, одного из камердинеров личных королевских покоев, к незаконному сношению с ней; сие деяние было совершено в Вестминстере, 12 октября 25 Ген. VIII». Описанные подробности, возможно, не совсем точны, однако само их присутствие указывает на наличие веских и убедительных доводов против подозреваемых. Это не было лишь туманным обвинением, построенным на слухах и кляузах. К чему инкриминировать подобное пяти господам, четверо из которых пользуются известностью и уважением, когда было бы достаточно и одного?