Федя молча сует пару купюр в руку мужику.

— Вот этот, вижу, свободен, — хмуро цедит, кивает в угол.

— Да. Вы правы, — расплывается в улыбке работник заведения.

Белому один хрен, чем питаться. Но голод просыпается зверский.

Малышка, слегка смущаясь, изучает меню. Делает заказ. С иностранными языками у Феди туго, но он моментально уплывает, слыша, как легко и красиво произносит Надия названия блюд. Черт, французский теперь у Белого самый любимый, стопудово.

— А вы, наверное, мясо предпочитаете, да, Федор Львович? — улыбается ему.

Тебя предпочитаю, родная.

У него сводит челюсть, с такой силой он сжимает зубы, чтобы не брякнуть этого вслух. Пытается отвлечь себя от ненужных мыслей и фантазий.

Официант сваливает. Федя вынимает пачку сигарет из кармана. Автоматом хлопает по пиджаку, в поисках зажигалки.

— Здесь места для некурящих, — негромко поясняет малышка, кося взор на табличку, возвращает глаза на Белого, улыбается еще шире.

Сигарета остается зажатой между губами. Твою ж мать! Он сейчас сожрет эту сигарету, раз курить нельзя, настолько сильно ему нужен никотин, или хоть капля чего-то горького.

Надия отвлекается на телефон. Что-то печатает одной рукой. Федя уже не таясь, рассматривает девочку.

Красивая. И совсем не боится его. А ведь раньше боялась. Он это видел, чувствовал.

Что же изменилось? Должна ведь бояться? Он все сделал для этого.

Что с тобой не так, малая?

Он молчит, сверлит красивенькое личико взглядом. Буравит. Сканирует. А девочка — только еще шире улыбается.

Спустя вечность, им несут заказ. Все, как и полагается. Феде приличный кусок мяса. Девочке что-то нежное и невесомое с хитрым французским названием.

— Если вам нужно покурить, вы сходите, — кивает малышка головой в сторону.

Никуда он не уйдет. Легче ему руку оторвать, чем выпроводить за пределы зала, где сейчас сидит девочка и смотрит на него карими волшебными глазами.

Белый принимается за стейк. С кровью. Все, как он любит. Впрочем, он жрал бы даже бумагу, только бы девчонка сидела рядом с ним.

— Ой…, — шепчет Надия и смотрит за спину Белому.

Не нужно быть гением, чтобы угадать, кто там вырос в дверях ресторана.

Очень медленно Белый убирает приборы в сторону. Нож максимально подальше. Впрочем, этот маневр не спасет.

А дальше — все по долбанным канонам. Федю аккуратно укладывают мордой в стол.

Приходится поднять руки, показывая, что сопротивляться он не станет.

— Папа! Ты чего?! — возмущается малышка.

Федя кривится. Смотрит на нее.

Все в порядке, родная. Со мной так и надо.

Давно бы так. Глядишь, мозги б вернулись в строй.

— Ты мне поясни, Белый, какого … рожна ты тут…, — рычит Варгинов ему в висок.

Крепкая рука намертво прижимает Федю. Он может выскользнуть. Пара движений и будет на свободе. И ствол с боевыми. Стреляет Белый без промаха.

Но ничего этого не нужно. Федя прикрывает веки, отпускает девочку.

— С рукой что?! — рычит отец Надии.

— Папа! Хватит произволом заниматься! — звонкий голос заставляет Белого усмехнуться, слов откуда таких набралась? — Федор Львович меня спас от хулигана. Отвез в больницу. Вот, у меня есть справка и рецепт! Даже снимок есть!

Малышка высказывается гневно, с запалом. Федя молчит.

— Это мы проверим, — подводит черту Мухтар под монологом дочери.

Федя усмехается. Его отпускают на волю. Человек Варгинова о чем-то негромко говорит Мухтару на ухо. Тот кивает. Федя невозмутимо поправляет пиджак. Не смотрит на притихшую девчонку.

Потому что стоит взглянуть — и все станет ясно. Психанет. Забьет на все. Не отдаст.

А Белому этого не нужно. Вернее, нужно. Очень нужно. Но вот на кой хер сам он сдался малышке? Вопрос можно считать закрытым. Он чужой для нее.