—О нет, что ты. Жена порядочного мужа не может быть не в себе, она ведь должна быть идеальной, да? — откидываюсь на спинку барного стула и прикрываю опухшие веки. Мне больно. Боль струится по телу и выжигает кожу. Я обещала себе, что больше никогда не переживу подобного, но…все повторяется. —Она должна проглатывать все, что предоставит ей муж. Порядочный.

—Вит, нет желания играть в мозгоклюйство. Ты либо говори прямо, либо захлопни рот. И без тебя хватает тех, кто полощет мне мозг, — Герман скидывает пиджак, остается в одной рубашке, плотно обтягивающей тело. Он хорош. Всегда. Не то что я. Особенно за последние года, ведь я была не в себе, когда все…случилось. Господи, даже думать об этом тошно. Я не в себе, да, я не в себе. Пусть будет так.

Возможно, именно я виновата в том, что происходит сейчас. Я причина и следствие.

—Я все знаю.

—И что же знает моя дорогая жена? — в голосе звучит насмешка.

Я переживу это, как пережила очень много чего «до».

—Твоя беременная любовница приходила сегодня и довольно красноречиво поведала мне обо всем. Это все. Мы разводимся, — смотрю на мужа и считываю мельчайше эмоции. Я знаю его и читаю как открытую книгу. Судорога проходится по мужскому лицу, но в следующий момент Герман возобновляет контроль над эмоциями, и нечитаемая маска опускается на лицо.

Правда.

Мои пальцы не выдерживают, и стакан с водой соскальзывает, разбиваясь о кафельный пол. Звук действует отрезвляюще. Я прикусываю губу, рассматривая переливающиеся от света гирлянд капли на мраморном полу.

«Я никогда не поступил бы с тобой так, как он» набатом звучат слова Германа, которые он шептал много лет назад. Он был просто другом. Все мы были друзьями…когда-то.

А затем случилось нечто, и только Герман остался рядом, после как-то незаметно для себя я влюбилась, с ним и залечила свои раны.

Сейчас…Боже, как это больно.

—Вау. Какая экспрессия, какой символизм! Браво, все как ты любишь. Только зрителей нет, чтобы оценить постановку, — муж подходит ко мне, откидывая тапочками осколки. — Мы поговорим завтра, когда ты прекратишь истерику.

—Я не буду говорить с тобой ни сегодня, ни завтра, я не хочу тебя видеть! — срываюсь на крик.
В тот момент, когда я собирала себя по частям после гибели родных, а после пыталась докопаться до причин, почему у нас нет детей, он нашел выход в другом месте. —Боже, я верила тебе, Герман. Я доверилась тебе целиком и полностью, а ты поступил…— нет сил закончить мысль, нет голоса.

Что с нами стало? Во рту разливается металлический привкус от прикушенной губы, но я не реагирую и продолжаю терзать израненную плоть. Мы же любили друг друга, Гер.

Внутренности переворачиваются, когда я медленно поднимаюсь с места и вперяюсь взглядом в мужа.

—Никакого развода не будет, — припечатывает он в ответ, после чего стремительно подходит ко мне.

Ах, так? Эмоции, разумеется, глушат меня, но я не сдаюсь. Глотку дерет, глаза наливаются кровью. Никогда я не смогу простить предательство…никогда.

—Будет, потому что я ни минуты не проживу с тобой под одной крышей, — рука взметается вверх, ладонь практически касается лица Германа, но жесткий захват не дает мне закончить начатое. Муж с силой обхватывает запястье и толкает меня к стене. Лицо свирепое, злобное. Страх мокрыми щупальцами поднимается по спине.

—Ах, вот, как ты запела, девочка моя. А теперь слушай меня сюда, очень внимательно слушай. Никакого развода не будет, а если ты только попробуешь рыпнуться, или создать шумиху, то кто-то очень горько об этом пожалеет. Ты без меня никто, ни денег, ни работы. Квартира родителей? Ну поживешь без рубля и вернешься как миленькая, так что не делай резких движений. И потом, ты должна мне сказать «спасибо», у тебя будет ребенок. Вот родит Ира, заберу сына, и сиди нянчись. В чем проблема? Раз ты не смогла обеспечить меня наследником, то другие вполне на это способны, — каждое слово впивается в мое истекающее кровью сердце метко, но больше не причиняет боли.