– Что?

– У тебя был кто-то? – Ваня всегда прямотой отличался. Тем более, с ней. Оставался честным и от нее хотел такой же честности в ответ. У него ведь с первого взгляда на нее серьезные планы были. Тогда казалось – нереализуемые, выяснилось – Бродяга может добиться всего.

– Нет, – она даже глаза не открыла, ответила спокойно, потом же пальцами коснулась его губ, скользнула вниз по подбородку по хлопковой рубашке, заправленной в джинсы, – ты будешь. Думаю, сейчас…

Открыла глаза, улыбнулась, потянулась за поцелуем, получила его…

Бродяге ничего объяснять не нужно было, он старался быть бережным, первый раз все же, но не всегда получалось, к сожалению.

Правда Ксюша не призналась бы, что что-то не так. Она ведь действительно всегда смелой была, рисковой. Боялась, наверное. Как любая девушка боялась, но ни остановиться не просила, ни притормозить, ни пискнула даже. Сама не понимала, насколько с ума его сводила, но позволяла – голод унять, голову потерять, шептать что-то невразумительное, ей больно делать ради своего наслаждения.

А потом улыбалась даже. Они снова лежали, как до… Только теперь с ее тела уже действительно простынь соскальзывала, а не свет закатного солнца…

Ксюша улыбалась, водила пальцами по лицу любимого Бродяги, он же всю комнату задымил, то и дело бросая то влюбленные, то озорные взгляды.

– Мне понравилось…

Шепнула, покраснела немного. Ваня же хмыкнул только.

– Тебе не могло понравиться, дурочка, потом узнаешь, как может действительно нравиться…

Ксюша не стала спорить, только привстала, улеглась на его груди так, что ее нежная теплая кожа его прохладной коснулась. Шепнула прямо в губы:

– Мне понравилось делать тебе так хорошо, дурачок.

Поцеловала, не дав опомниться…

В тот момент у него сердце замерло. Не впервые уже с ней, но каждый раз… Бродяга никак не мог поверить, что у них все так сильно и так взаимно. Его жизнь не предполагала такого. Максимум, на который он мог рассчитывать, пойти по стопам матери-пьянчуги, а получил Ксюшу.

Дурачок…

***

Настоящее…

Ваня проснулся посреди ночи из-за того, что весь взмок, будто мышь, волосы ко лбу прилипли, стонал наверняка…

Сел в кровати, огляделся…

Который месяц первой мыслью после пробуждения было «где я?». Потом – движение рукой туда, где должна быть Ксюша, секундное замирание сердца, а потом понимание – и где он, и почему Ксюши рядом нет…

Сердце неслось галопом, мысли путались, тело ныло нещадно.

Ваня не знал, за что собственное подсознание так жестоко с ним поступает, почему так красочно во снах рисует то, чего он лишился, зачем мучает?

Но легче после таких снов не становилось.

Он встал с кровати, по комнате прошелся, в надежде… Переключиться, успокоиться, вспомнить, что так необходимо и ей сказать было нельзя.

Это не помогло… Его ломало.

Бессмысленные дни, бессонные ночи. Абсолютная изоляция от мира и отсутствие минимального влияния на ситуацию.

Данилову сложно было уломать его на этот цирк. Сложно еще тогда, когда Ваня не знал, чем это обернется для него и для Ксюши, а теперь… Он не согласился бы ни за что…

Зашел в ванную, включил холодную воду, уперся руками в борта раковины, на свое отражение уставился…

Он будто пяток лет прибавил за эти месяцы. И без того седеть начал в двадцать с небольшим, а теперь… Тридцать два всего, а выглядит старше. Щеки впали, кожа бледная, взгляд бешеный…

Видимо, не зря тесть его таким звал за глаза. Игорь Станиславович всегда нутром чувствовал, кто есть кто…

Может он и заказал неугодного зятя?

Бродяга осекся, стал яростно холодную воду в лицо плескать, пытаясь выбросить дурные мысли из головы.