В лучших или для нас с Игнатом худших традициях жесткого порева совершенно обнаженная Ульяна стояла на кровати «раком», уткнувшись лицом в подушку, и не подавала каких-либо особых признаков жизни. Только по ее хрупкому телосложению и прическе я смогла идентифицировать ее личность. А вот любовник, находившийся напротив ее широко разведенных ног, охотно колдовал над девушкой сзади.

Воронцов даже не расслышал щелчка двери, так был занят тем, что щедро обсасывал свои пальцы, а после принялся натирать ими промежность Ульяны, чтобы сделать ее более мокрой. И при этом мерзко приговаривал:

– Хочу твою сладкую дырочку! Давай-ка задницей повиляй, так этим возбуждаешь.

С меня, похоже, увиденного было достаточно. Настолько хватило, что я не совладала с собственными эмоциями и, открыв рот, громко ахнула на весь номер.

Я закрыла глаза ладонями, чтобы не видеть ужасной сцены, но все равно ощущала, как нечто невидимое продолжало безжалостно бить, сжимать, резать, давить мое сердце. Все внутри адски пылало, стенало, плакало и страдало.

И это был лишь отголосок той боли, которую сейчас испытывал человек, которого до смерти обожала.

Я не просила о любви, не желала в него влюбляться!

Проклятая любовь!

Не хотела чувствовать тоже, что и он. И страдать вместе с ним, когда ему больно – тоже не стремилась!

А затем, судя по звукам, все пришло в движение. Макс нервно гаркнул:

– Какого хуя!?

Только тогда я убрала ладони от глаз и посмотрела на Игната.

В его теле застыло столько боли, ярости, ревности, что он сделал то, что обычные люди не способны сделать, в принципе. Поднять на вытянутых руках за шею здорового парня, едва не задушив его при этом, а после швырнуть далеко от кровати, в стену.

Следующим действием он перевернул Ульяну, чтобы взглянуть своей возлюбленной в лицо.

И когда они установили визуальный контакт, я чуть не сдохла от жалости к ним и от совокупности тех эмоций, что промелькнули и на лице Игната, и на лице лучшей подруги.

Одна эмоция за другой появлялись между ними, морально убивая Его, но пробуждая Ее из того полупьяного состояния, в котором она находилась последние несколько часов.

Неверие... узнавание…смирение... ужас... страх… боль… стыд…сожаление... снова боль… отчаяние.

Гамма эмоций исказила ее лицо гримасой страдания.

А после она сорвалась, начав рыдать так сильно и душераздирающе, будто сейчас погибала от боли.

Неожиданно Макс закопошился где-то у стены и это отвлекло Игната от Ульяны.

Он решительно направился в ту сторону с явным намерением осуществить некое возмездие или по-другому «раскроить слащавое ебло мажора».

Вот уж кого мне не было жалко – это Макса. Он и не такое заслуживал, за всех девушек, которых когда-то обманул и, поигравшись, выбросил!

Если Игнат мог выплеснуть эмоции посредством драки, Ульяна – через крики и рыдания, то я просто устало оперлась спиной о стену и сквозь плотную пелену постоянно стекающих слез с равнодушием наблюдала за тем, как лицо Макса превращалось в разбитое кровавое месиво, а светлые простыни щедро орошались каплями его крови.

Сложно определить причину моих слез.

Боль за Игната, у которого вдребезги разбилось сердце?

Боль за Ульяну, ведь она по-своему любила его и теперь теряла?

Или моя собственная – терзала: понимание того, что вот так Игнат страдать больше ни по кому не будет, только из-за Ульяны он был счастлив или превращался в безжалостное чудовище.

Она его сломала.

И меня, и себя.

Эта ночь соединила нас.

Из-за нее нам предстоит вечно агонизировать в этой боли.

Всем вместе. Втроем.