– Это помогает, когда человек хочет, а Амир не хочет. Ничего не хочет. Мы не спим вместе, Майя. Мне давно уже можно, понимаешь?

Майя кивнула. Конечно, она тоже рожала и знала про интимные ограничения и их сроки.

– Муж не хочет меня. Я для него асексуальна: воняю молоком и ребенком. Амир не хочет меня и, кажется, больше не любит…

– Так и сказал?! – воскликнула Майя. Я только кивнула. – Ну какой мерзавец! Как он мог вообще. Ведь так любил, Лесь, так любил… Неужели эти Черкесовы в принципе лишены сердца… – теперь моя очередь ошеломленно смотреть в ее мокрые глаза. – Да, подруга, Адель не любит меня и никогда не любил, – поднялась, обняла меня и поцеловала в макушку. – Но у нас ровные отношения, и я поговорю с мужем. Адель вставит Амиру мозги на место.

– Это невозможно: Амир не признает давления и авторитетов. Тем более что, вполне вероятно, у него кто-то есть.

– Скажи, что мне сделать? – Майя гладила меня по волосам. – Я не оставлю тебя здесь одну с ребенком. Хочешь, ко мне поедем? Поживешь у нас. Может, у Амира что-то щелкнет, когда реально осознает, что может потерять вас.

– Не нужно, – обняла ее в ответ, а Даян тут же закряхтел – придавили малютку. Все-таки Амир сделал мне самый главный подарок, и это не недвижимость, деньги и драгоценности. Сын. У меня всегда будет мужчина, который не предаст. – Мы к родителям поедем. Не могу здесь одна.

– Одна? – удивленно переспросила Майя. – А Амир?

– Он вчера ушел, – пожала плечами. – Вернулся в два часа ночи, и я предложила ему в принципе не приходить домой, и он ушел. Так просто, – схватилась за руку подруги, – словно перешагнул через наш брак. Это так больно…

– Я знаю, Лесечка, знаю. Это больно, но боль проходит. Это я тоже знаю. Время лечит, оно все лечит.

Майя пробыла со мной до самого вечера. Мне кажется, она тоже ждала Амира, чтобы в глаза ему заглянуть. Я тоже ждала. Надежда ведь умирала последней.

– Мам, – вечером набрала ее, – я хочу домой вернуться.

– Мы с папой едем! – только и ответила.

Майя дождалась моих родителей и поехала к себе. Да, никто не завидовал Амиру, если он вдруг решит вернуться.

– Где он? – отец буквально ворвался в дом. – Я ему яйца оторву!

– Папа! – я сама испугалась. – Папочка, не нужно, – успокаивала его. Мама злилась на зятя и явно накрутила отца. Он у меня вспыльчивый и здоровенный мужчина, зашибет и не заметит, но маму слушался как верный рыцарь. Они долго прожили вместе: мне двадцать девять, брату двадцать. Наверняка у них разное бывало, но за своих они горой. Да, наша семья жила дружно, тесно пересекаясь с диаспорой, не отделялись и не забывали корни, но наш дом и традиции, в нем принятые, были важнее. Поэтому я училась за границей без присмотра родителей, мой брат тоже сейчас в Лондоне. И мы с Наилем никогда не были товаром и инвестицией для родителей. Нас не принуждали к браку с отпрысками влиятельных семей и не продавали как мясо на рынке. Мы всегда были свободны и имели право выбора.

– Дочка, – взял меня за плечи, – честно скажи: ударил?

– Нет, – погладила его густую темную с проседью голову. Я его принцесса и всегда была ею. Если бы хотела отомстить мужу, то просто натравила бы на него отца. – Просто мы не справились и решили взять паузу.

– Булат, – мама, качавшая Даяна в гостиной, подошла к нам, – смотри, какой сладкий, – он заснул у нее.

Папа как мороженое растаял и поплыл. Крупным пальцем коснулся щечки и расцвел улыбкой, когда Даян пускать пузыри принялся.

– Ладно, – взлохматил голову, – не буду убивать твоего мужа. Пока. Пойдем, вещи помогу собрать, пока мать внучка качает.