– Деньги мне отдайте, и я уйду, – на удивление спокойно произнесла она.

И пока я, уже не обращая на неё внимания, присела рядом с дочерью, гладя её по вздрагивающей спине, пыталась успокоить и понять, что со щенком, Паша запустил Лизке в лицо ворох купюр.

Идиот...

Но сейчас траты на его любовницу меня волновали уже в последнюю очередь.

Под причитания Розы, которая, не дав Лизке собрать с пола все деньги, вытолкала её взашей из дома, мы с дочкой наблюдали, как дёргается щенок.

Он поскуливал всё тише и тише, не в силах подняться. Дёргал лапками, будто пытаясь бежать, лёжа на боку. Будто всхлипывал своим чёрным, влажным носиком...

Соня зашлась в плаче.

– Тише, зайка, – зачастила я, обнимая её, крепко прижимая к себе, – всё будет хорошо. Сейчас мы отвезём его к врачу, слышишь?

Но Соня захлёбывалась слезами, её всю трясло, она слишком испугалась криков и распереживалась о щенке, чтобы не начать... задыхаться.

Паша заметил это скорее, чем я успела что-либо сделать, и бросился за кислородным баллоном и лекарствами.

Роза подхватила на руки Джима и куда-то (я уже не замечала ничего, кроме синеющей дочери, у которой закатывались глаза, и исчезало дыхание) вместе с ним исчезла, не желая нам мешать.

Павел отстранил меня, принявшись оказывать Соне первую помощь, мне же в руки сунул телефон. И я, наблюдая за всем и слыша всё словно со дна глубокого колодца, набрала скорую помощь, а затем позвонила нашему врачу.

Не помню ни дороги к машине, ни того, как добрались до больницы.

В себя я пришла лишь тогда, когда Сонечку забрали, а мы с Пашей остались стоять за дверями реанимации.

– Прости меня... – прошептал он, когда мой покрасневший взгляд остановился на его лице. – Катя... прошу...

Я покачала головой, прерывая его.

– Сейчас не время. Если... Если с Соней что-то...

– Молчи, – на этот раз прервали меня, и я оказалась в его объятиях. – Всё будет хорошо. Я обещаю.

19. Глава 19

В голове ворох мыслей, эмоции переполняют настолько, что начинает казаться, будто я уже не чувствую ничего. И словно пустота потихоньку разъедает душу, поглощая собой даже боль и страх. Что в данный момент кажется куда более тягостным, чем испытывать волнение и ненависть.

А я, мне кажется, уже успела начать ненавидеть Павла. Его и Лизку, будь она хоть трижды чокнутой!

Никогда раньше я не желала настолько для кого-то возмездия. И не испытывала горечь от мысли, что сама отомстить не могу. И остаётся лишь надеяться на высшие силы и справедливость.

– Я бы ударила тебя, – собственный голос казался мне чужим. – Но мне уже всё равно...

Павел по-прежнему прижимал меня к себе и я могла бы поклясться, что слышала, как сердце его пропустило удар.

Горячими пальцами он прошёлся по моим волосам, но я лишь зажмурилась и стиснула зубы, сдерживаясь, чтобы не закричать на него. И медленно, с трудом, будто тело моё стало свинцовым и неповоротливым, высвободилась из его объятий.

– Ты из-за того, что сказала эта ненормальная? – спросил он, и я вспыхнула от негодования.

У него ещё хватает совести делать из меня дуру? Вот так? Вот здесь, у дверей реанимации, куда только что увезли нашу дочь?

– Ну, что ты смотришь? – подступил он ко мне.

И вид то какой растерянный!

– Она ведь ненормальная, Кать...

– Давно это понял? Или в том и был смысл, фетиш такой? – отчеканила я.

– Это ведь не правда...

То ли вопрос, то ли озвучил он отчаянное утверждение.

И я нервно усмехнулась:

– Пытаешься узнать, правда ли я застала вас в прошлый раз? Так вот, правда.

Лицо Павла будто сделалось каменной маской. Во взгляде ничего...