Сейчас, или от зуда во всём теле я начну сдирать кожу с себя.
Мои бёдра обхватывают тёплые ладони и, согнув ноги в коленях, так, чтобы стопы оказались на капоте, притягивают ближе к мужскому телу. Вместе с этим движением раздаётся неприятный лязг, будто ножом по металлу, и меня озаряет – каблуки. Распахиваю глаза и вижу расстеленное покрывало неба с мерцающими огнями. Неприятный лязг повторяется, будто лезвием по сердцу.
Мои каблуки царапают капот этой машины – мелькает в голове, и эта мысль сметает всё остальное.
Что я делаю? На обочине дороги, распластанная на капоте автомобиля как последняя шлюха?
– Отпустите меня, – не приказываю, не требую, просто обречённо прошу.
Если и винить кого-то, то только себя. Сама с ним вышла из клуба, сама села в машину и сама позволила себя трогать. На удивление, Кузнецов убирает свои руки и отходит на шаг почти сразу. Схватив меня за руки, заставляет подняться с капота, ставит на ноги, поправляет платье на груди, прикрыв полушария, и тянет полы, чтобы спрятать полуголые ягодицы.
– Теперь, когда ты успокоилась, мы можем продолжить нашу прогулку, – проговаривает с невозмутимым лицом, будто ничего и не произошло.
Взяв меня за руку, ведёт к пассажирской двери, вежливо открывает её и усаживает на сиденье. Я молчу, не сопротивляюсь, сил не осталось. Стыдно. Безумно стыдно за свою слабость.
Сев за руль, Кузнецов заводит мотор и даёт по газам. Минут двадцать, наверное, я пялюсь в окно бездумными глазами.
– Куда едем? – спрашиваю бездушно.
– Домой. Ты ведь умоляла взять тебя, игра подошла к финалу.
«Игра подошла к финалу» – эти слова отдаются эхом в моей голове. Страшнее, больнее, стыдливее то, что под этой фразой Кузнецов имел в виду: а я говорил. Да, он говорил, что я буду его, это лишь был вопрос времени. Удивляет моё спокойствие, накрывает какая-то апатия после той сцены несколько минут назад, что нет ни сил, ни желания возмущаться. Я уже проиграла там, на капоте Мустанга шесть девятого года. А может и раньше, когда сама вешалась на его шею во дворе его дома. Или когда ждала его появления в гостинице. Когда он начал мне сниться, оккупировал все мои мысли, заставив постоянно о нём думать.
Я проиграла.
Жертва попала в ловушку охотника давно, чертыхалась, билась, рыдала, ожидая скорой смерти. Обидно, что клетка была открытой, но жертва не убежала, ведь знала, что охотник найдёт. Такие, как Кузнецов, не сдаются, и дело не в большом необъяснимом притяжении, а в простом азарте. Победой он показывает своё превосходство и силу.
Да, он много раз говорил, но я не до конца верила, что всё по правде. Где-то в глубине души всё ещё считала, что это просто слова, игра в кошки-мышки. Он ведь взрослый мужчина, не подросток, который поспорил с друзьями на девушку. Разве реально, что он всерьёз? Реально, хотя бы из-за того, что он взрослый и не станет играть в подобные игры ради шутки.
Всё серьёзно.
И осознаю я это до конца только сейчас. Это даже не игра и не охота, это приручение. Он приручал меня к себе каждым своим действием, словом. Психологическая манипуляция, о которой я читала. Это как на протяжении пары дней мелькать перед человеком предметами одного цвета, в конце концов, он выберет одежду этого цвета. В азартных играх это работает хорошо, когда нечестным игрокам нужно, чтобы соперник выбрал чёрное на рулетке. Он и не подумает играть на красное, если в его голове один цвет – чёрный.
Так сделал и товарищ Кузнецов: он мозолил мне глаза своей мордой так, чтобы я не видела никаких мужчин, кроме него. Повторял снова и снова, что я его жертва и буду его. Лежать на чёрных шёлковых простынях в красном белье. Конечно, в какой-то момент даже признавать это я не хотела, но где-то внутри понимала, что принадлежу ему. Во снах я видела себя в чёртовом красном нижнем белье, лёжа на огромной кровати в ожидании его.