— Ты круто подыгрываешь, — озвучиваю я свои мысли и тут же с любопытством спрашиваю о том, что меня реально удивило: — А откуда такие познания в марках пистолетов?
— Да так, — неопределенно отвечает она, чуть смутившись, и осторожно улыбается.
Сейчас, когда ее всегда зализанные волосы неаккуратно взъерошены и несколько светлых прядей падает на лицо, она выглядит вовсе не нудной отличницей, а вполне симпатичной девчонкой. Вообще странно, что к ней еще никто яйца не подкатывал — личико у нее в норме. Особенно глазищи эти серые. Прикольные. Светлые-светлые, почти прозрачные, а вокруг темная обводка. И губки милые. Розовые, без следа помады и всяких липких блесков, которые меня жутко бесят: после поцелуев полное ощущение, что какого-то дерьма наелся со вкусом вишни или малины.
Я еще раз смотрю на нее, будто заново оценивая. Нет, она и правда ничего. И пахнет от нее хорошо — не душными духами, а чем-то очень свежим и приятным. Глаза опять же эти…
Но их еще разглядеть надо, а она вечно себе под ноги смотрит, когда идет по колледжу. Никакая, незаметная, как серая мышь. Это меня и зацепило, когда она стояла перед директором, чуть не плача, и уже готова была признаться. Видно же было, что это она кабинет ему разбомбила, но я, блядь, вообще не мог понять, как?! Почему — она? Откуда у этой заучки в сером пиджачке столько наглости?
Загадка? Загадка.
А я обожаю загадки. И терпеть не могу делиться. Вот и забрал эту загадку себе. Да, пришлось заплатить определенную цену и я все еще должен кое-что директору, но оно того стоило. Я отлично развлекся. Гораздо лучше, чем ожидал.
— Зак, — тихо зовет она, отвлекая меня от мыслей, и мне внезапно приятно слышать, как она произносит мое имя.
— Что?
— Можно я поеду домой? Пожалуйста.
Жаль отпускать куклу, тем более, что я опрометчиво пообещал, что больше ничего от нее не потребую, но я все же не полный мудак, так что вызываю такси, а потом набираю номер Макса, чтобы он принес сюда к служебному крыльцу ее куртку и сумку. Подниматься обратно в эту ебаную «Бруснику» мне неохота.
— А вы что, уезжаете уже? А на вписку к Марьяне разве не поедете? — растерянно спрашивает он и неловко перетаптывается с ноги на ногу. Макс глуповатый парень, но в целом неплохой. Скучный только.
— Может, вернемся, — бросаю я, чтобы он отвязался. — Еще не решили.
— Ну ладно, — басит он, а потом расширенными глазами смотрит на куклу. — Бля. У тебя кровь! На рукаве! Кровь!
Черт, этот ублюдок мне бомбер забрызгал, а я и не заметил. Мне интересно, как кукла выпутается из этой ситуации, и она не подводит.
— Да лез тут один к Заку, — вздыхает она красноречиво. — Пришлось его успокоить.
Я с трудом сдерживаю смех, глядя на лицо Макса, и только в такси, когда мы усаживаемся на заднее сиденье, позволяю себе заржать в голос. Она скромно улыбается в ответ, тоже, кажется, довольная собой. Ух и интересные черти прячутся в этом милом тихом омуте! Даже жаль с ними расставаться.
Кукла отдает мне мой запачканный бомбер, переодевается в свою куртку, и тут я замечаю у нее на щеке багровые брызги.
— У вас кровь на личике, мисс терминатор, — насмешливо сообщаю я.
Она ойкает, лезет в сумку за салфеткой, неловко трет щеку, но не в том месте. Я быстро теряю терпение.
— Дай, — командую, протянув к ней руку, и она, поколебавшись, отдает мне влажную салфетку.
Провожу по ее щеке, стирая грязь, и внезапно ловлю острый кайф от того, какая нежная и гладкая у нее кожа. Ее приятно трогать. Взгляд мой падает на ее розовые, чуть приоткрывшиеся губы, и я роняю на сиденье комок ненужной уже салфетки и трогаю подушечкой пальца ее нижнюю губу.