— Охренеть, — в кабинет без стука входит Саша Марченко — друг и по совместительству заместитель моего брата. — Где Колян ее откопал? Ты видел эти ноги? Они ж, нахрен, бесконечные!

Он комично закатывает глаза и выпячивает губы так, что сомнений не остается кого он имеет в виду. И это меня, конечно же, тоже бесит. Курс магния, что ли пропить… Не припомню, чтобы раньше у меня бывали такие перепады настроения. Надо будет проконсультироваться у девочек на производстве, не зря же мы БАДами всю страну снабжаем.

— Забудь, — злобно рычу. — Лучше на работе сосредоточься.

— Сосредоточишься тут с такой красоткой под боком, — хмыкает он. — Главное, в цех ее не пускать, а то сорвет весь рабочий процесс и завод… встанет. Если ты понимаешь о чем я….

Марченко глумливо ржет, а я почему-то злюсь. Возможно, потому что как никто другой понимаю смысл его слов. Член до сих пор болезненно ноет от воспоминаний о ее мягкой коже, покрытой мурашками.

— Я же сказал — забудь, — рявкаю я. Это для Коли он лучший друг, а для меня — обычный сотрудник, который обязан, мать его, соблюдать субординацию и выполнять мои приказы.

— Да чего ты завелся-то? — недоуменно тянет он. — Тоже запал, что ли? Ну так это ж круто. Конкуренция и все такое… Мужики мы, или где? Это ж у нас в крови, соревноваться за баб!

— С тобой-то? — возмущаюсь я, оценивая его презрительным взглядом. Ему, конечно, далеко до моего братца, но сразу видно, этих двоих связывает не только работа, но и тяга к пиву после нее. Как впрочем, и хроническая аллергия на спортзал.

— Ну а что? Думаешь мне слабо? Давай пари, а? Кто быстрее доберется до трусиков?

— Поздно, — трагически сообщаю ему.

— Да когда ты, блд, успел? — возмущается он. — Вы же только вчера ночью прилетели!

— Вот тогда и успел, — пожимаю плечами. — Красные стринги, знаешь ли, невероятно сближают…

Марченко делает круглые глаза, а я понимаю, что совесть моя спокойно спит. Может, потому что мне удается уговорить себя, что таким образом я спас Катерину от посягательств этого Казановы местного разлива, а может, потому что я, по сути, и не соврал. Это же мне вчера пришлось засовывать красные стринги, как и использованный презерватив, в мусорный пакет. Стерва бы точно в обморок грохнулась, если бы я оставил ее один на один с этими “отходами разврата”.

Александр еще какое-то время пытается выведать у меня подробности вчерашнего вечера, но в итоге мне, наконец, удается отослать его работать. Неплохо бы и самому заняться тем же, но едва я успеваю включить компьютер, в кабинет врывается Антонина и трагически сообщает, что на завод едет очередная партия журналистов.

Девушка тут же убегает распространять эту, отнюдь не благую, весть по всем кабинетам, а я пытаюсь решить что с этим делать.

По идее, мы вполне можем даже не пускать их на территорию. За последние две недели здесь и так уже столько народу побывало, что отсняли, кажется, каждый квадратный сантиметр участка. Два каких-то кретина из “зеленых” даже пытались пометить розовой краской уток в пруду рядом со зданием управления, потому что по городу прошел слух, что они каждый день дохнут и мы их заменяем на новых. Не завод, а ферма, мать их!

Но с другой стороны, если Катерина права и какой-то столичный пижон собирается снимать про нас репортаж, то отказ пускать его на территорию лишь добавит негатива во всю эту ситуацию…

Подхожу к окну и устало прикрываю веки, пытаясь решить как поступить, но тут же широко распахиваю глаза и даже тру их. Правда, это ни черта не помогает. Ветер на улице усилился еще больше, так что деревья не просто раскачивается в такт, но и практически перегибаются пополам. Однако, в ступор вводит меня не само буйство природы, а тот факт, что по крыше крыльца, не держась абсолютно ни за что, вышагивает Катерина. В своей узкой юбке, на десятисантиметровых каблучищах, она, слегка пошатываясь от шторма, направляется к самому краю и пытается втянуть часть оторванного баннера наверх.