— Но Вы не можете удерживать меня здесь силой, — выдавливаю шёпотом. — Это противозаконно.

— Мы будем говорить о том, что я могу? — густая чёрная бровь взлетает вверх. — Звони на работу, скажи, что заболела. А дочери скажи, что на ночном дежурстве.

— Послушайте, — начинаю злиться, ноготками впиваясь в его запястье, — отпустите меня. Я вызову такси. Вы не имеете права!

Алексей вдруг пошатывается и начинает крениться на бок, а я, ахнув, обхватываю его рукой вокруг торса.

— Зачем же Вы встали? Я же сказала, что Вам лежать нужно, — помогаю ему дойти до дивана.

— Учти, девочка, — бормочет в полубреду, — сбежишь, я найду тебя.

— Скажите, Вы бандит? — выдыхаю жалобно. — Поэтому в больницу не стали обращаться?

На что слышу хриплый смех. Мужчина запрокидывает голову назад, открывает вид на крепкую шею и хохочет, будто я сказала что-то забавное. Алексей смеётся так, что на бинтах выступает кровь. Я ахаю и кладу руку на здоровое плечо.

— Прекратите смеяться! Не напрягайтесь так сильно. Пора спать. Я останусь на ночь.

— Комнату выбирай любую, — будто не слышит меня, перехватывает ладонь и сжимает пальцы. — Ванная на первом этаже. Там есть чистые полотенца и халат.

Я киваю. Поднимаю упавшую на ковёр чашку, сжимаю её, выпрямляюсь и заправляю волосы за уши.

— Спите, — облизываю губы и отворачиваюсь от Алексея. — И не напрягайтесь, пожалуйста, чтобы швы не разошлись. Если нужна будет помощь, Вы зовите. Я буду здесь… — кидаю взгляд через плечо и замолкаю.

Алексей кивает. Я торопливо ухожу на кухню, мою чашку. Наливаю ещё одну чашку малинового чая. Выключаю на кухне свет и возвращаюсь в гостиную. Ставлю на стол рядом с диваном чашку. Убеждаюсь, что мужчина заснул. Не знаю, что толкает меня на то, чтобы провести пальцами по немного колючей щеке Алексея. Одёргиваю руку и торопливо отхожу.

Несмело прохожу по коридору в том направлении, куда он указал. Толкаю первую дверь и оказываюсь в огромной комнате. Зажигаю свет и в растерянности оглядываюсь. Боже. Если бы Алексей не знал, где я живу, я бы прямо сейчас сбежала. Но если он заявится домой, то напугает Ульяшу.

Я досадливо поджимаю губы и достаю телефон из кармана. Набираю номер доченьки.

— Алло, — слышу немного сонный родной голос.

— Привет, Ульяша. Как прошёл день? — спрашиваю тихо в трубку, плотно закрывая дверь. — Как твоё настроение?

— Всё хорошо, мамуля. Я недавно только пришла с танцев. Надеялась, что успею с тобой увидеться, — с тоской выдыхает Ульяна. — А ты уже ушла.

— Ульяна, — меня грызут муки совести, — извини меня. Мне пришлось уйти раньше. Я даже ужин не успела тебе приготовить. Ульяна, мне так совестно, что я не уделяю тебе достаточно времени.

— Мам, я не обижаюсь, что ты? — с удивлением спрашивает дочь. — Я же прекрасно знаю, что ты ради нас стараешься. Ради меня. Я гречку отварила и мясо потушила. Не переживай, мамуль. И тебе в судочек положила на работу.

У меня в горле ком слёз встаёт. Моя девочка. Моё единственное счастье в этой жизни.

— Уля. Я так тебя люблю, — шмыгаю носом. — Моя родная девочка.

— И я тебя, мамуля, — я слышу улыбку в голосе Ульяны. — И не плачь там.

— Ты прости, что я так много работаю. Я обещаю, что возьму выходной в ближайшее время, и мы проведём с тобой день вместе. Сходим куда-нибудь.

— Я буду очень ждать. Люблю тебя, мам. Очень-очень сильно. Обнимаю и целую.

— И я тебя. Ложись спать, девочка моя. Сладких снов, — воркую нежно.

— А тебе хорошего дежурства, мамуль.

С улыбкой отнимаю телефон от уха.

После чего звоню на работу и лгу, что заболела. Начальник недоволен мной, но всё же даёт мне несколько дней, чтобы я отлежалась. После разговора с Романом Николаевичем у меня вновь остаётся горький осадок.