Дрожащими от возбуждения и волнения руками я бинтую раны Бунтарёва, то и дело цепляю кожу. Горячую, обжигающую до самых костей. Я часто дышу и никак не могу успокоить своё колотящееся сердце.

— Всё, — говорю осипшим голосом. — Готово.

Я вижу, как выкидывает вперёд Алексей, но с какой-то звериной ловкостью изворачиваюсь и, схватив аптечку, перемещаюсь к шкафу. Ставлю белую коробку с красным крестом на полку и замираю, стоя спиной к Бунтарёву.

— Алексей, я помогла Вам, чем могла. Вы обещали, что Ваш водитель отвезёт меня домой. Позвольте мне уехать.

Я не слышу, как ко мне подходит Бунтарёв. Слишком бесшумно ходит. Ещё и ворс ковра заглушает шаги. Я просто чувствую лопатками жар его тела. Он стоит в нескольких шагах. Не прикасается. Но всё равно подавляет своей энергетикой. Своей силой.

Закрываю глаза и низко опускаю голову.

— Глеб тебя отвезёт, девочка.

— Хорошо. Спасибо. А мои вещи ещё наверху? Я могу переодеться? — я не осмеливаюсь повернуться к Бунтарёву.

Слишком страшно посмотреть ему в глаза. Слишком сильные чувства к нему меня обуревают. Что-то подсказывает мне, что если я сейчас повернусь, то домой не уеду. Слишком откровенно Алексей говорил о своём желании ко мне. Слишком сильно я его желаю. Вопреки всем доводам разума.

— Иди, — с облегчением чувствую, что Бунтарёв от меня отошёл.

Быстро захлопываю дверцу шкафа. Проскальзываю на выход и захожу в комнату, в которой ночевала. В кресле обнаруживаю пакет со своими вещами. Немного повозившись с молнией, расстегнула её и стащила платье. Быстро переодеваюсь, оглядываясь на дверь, я боюсь и жду, что сейчас в комнату зайдёт Бунтарёв. Но своё пальто я не обнаруживаю.

Осторожно складываю вечернее платье и возвращаюсь в гостиную. К моей радости Алексей надел футболку и свободные спортивные штаны.

— Вот. Платье. Спасибо, — кладу вещь на подлокотник кресла. — И туфли.

Обувь я поправляю и ставлю возле стола. Сжимаю в руке ткань своего вязаного платья и переступаю с ноги на ногу.

— Они твои.

— Нет. Я не могу их принять, — говорю шёпотом, рассматривая свои пальцы. — Эти вещи слишком дорогие. И мне некуда в них ходить. Возможно, их можно сдать в химчистку, а потом вернуть в магазин.

— Разберусь, девочка, — цедит сквозь зубы, сощурив льдистые глаза и приковывая меня к месту.

— А ещё… Вы не подскажите, где моё пальто? Я не нашла его наверху.

— Я его выбросил, — кидает небрежно.

— Что? Вы что такое говорите? — я от возмущения начинаю судорожно хватать воздух ртом. — Да как Вы можете? Я… Это же мои вещи, на которые я копила деньги! Вы хоть представляете…

Я осекаюсь и выдыхаю.

— Я купил тебе шубу, Вера, — холодно говорит мужчина. — В ней будешь ходить.

— Нет, Алексей. Я не стану брать эти вещи! Я Вас едва ли знаю. Я не… я не Ваша… любовница, — шепчу, отводя взгляд.

— А станешь, Вероника, — говорит с холодной уверенностью.

— Нет. Не стану, Алексей, — тихо, но твёрдо отвечаю я. — Я не хочу связываться с Вами и Вашим миром. Я не смогла пройти мимо Вас и помогла, но оказывается, что доброта наказуема. Я пойду.

Я разворачиваюсь и направляюсь на выход, хочу покинуть гостиную, но вспоминаю, что не имею понятия, где мои демисезонные сапоги.

— Алексей, а где мои сапоги? — не оборачиваясь к собеседнику, сухо интересуюсь я.

— Там же, где и пальто.

— Что? — вскрикиваю возмущённо. — Да Вы… Да я… Это недопустимо.

Я сжимаю кулаки и с яростью смотрю на Алексея исподлобья. Во мне клокочет злость.

— Как Вы посмели?

— Посмел, девочка, — хмыкает насмешливо Алексей.

Кажется, моя злость его забавляет. Он смотрит на меня, как кот на хомяка. Вот-вот кинется вперёд и сожмёт в лапах, вонзая острые когти.