— Нет, — отвечаю я.

— Я знала, что мы договоримся, — всплескивает руками Елена Михайловна, видимо, решив, что это мой ответ на вопрос: «Но это же совсем не проблема, правда?»

— Вы очень выручили меня, — льет ей в уши Чеховской, тоже встав. — Рад, что мы пришли к соглашению. Замерщик окон приедет завтра. На выходных все установят. — Он пожимает ей руку, и Елена Михайловна слегка меняется в лице. Похоже, она рассчитывала, что и ее наманикюренных пальцев он коснется губами. — Дарья Николаевна, мы можем с вами обмолвиться парой фраз наедине? — Он поворачивается ко мне, сковывая меня невидимыми кандалами и пристегивая к себе.

У меня не находится ни сил, ни желания даже кивнуть. Я молча выхожу из кабинета в полумрак коридора, вижу уборщицу на другом конце и начинаю ей завидовать. Она не представляет, какая она счастливица.

— Роман Алексеевич, чего вы добиваетесь? — спрашиваю я, резко обернувшись и едва не столкнувшись с ним. Пячусь и спиной упираюсь в стену. — Вы хотите, чтобы я уволилась? Без проблем. Сейчас же напишу заявление. Все равно за три дня не успела ни к детям, ни к школе прикипеть.

Он увлеченно оглядывает меня, слегка наклонив голову на бок, наступает, сокращая расстояние между нами настолько, что я чувствую жар его тела, даже через плотную ткань нашей одежды. Рефлекторно бросаю взгляд в сторону. Уборщица нас не видит. Слишком темно в этой части крыла.

Чеховской облизывается, одной ладонью упирается в стену на уровне моей головы и склоняется к уху:

— Как ночь прошла? Думала обо мне, Бабочка?

Я пытаюсь оттолкнуть его, но руки замирают на его твердой груди. Я даже сквозь пиджак и рубашку чувствую бугры его мышц. Они не перекачанные, как у Степы, а естественные, появившиеся не только благодаря тренировкам, но и дикой жизни настоящего охотника.

— Роман… Алексеевич… — бормочу я, ощутив его дыхание на своей щеке. — Вы переходите все границы…

— О, я очень плохой мальчик. Накажете? — усмехается он, но все же отступает, позволяя мне вздохнуть свободно. — Дарья? Николаевна?

— Почему вы постоянно делаете паузу между моим именем и отчеством?

— А почему у вас дрожат коленки, когда вы видите меня?

— Вам кажется.

— Вам тоже, — отвечает он.

Не выдерживая его откровенно нездорового взгляда, я прикрываю глаза и выдыхаю.

— Вы переутомились. Идите домой, отдохните, примите ванну с пеной.

Каждое его слово шипящими змеями заползает в мои уши. Я не хочу слышать его, потому что он отравляет меня, лишает покоя.

— Вы сказали, что хотите о чем-то наедине поговорить. — Я снова смотрю на него. Теперь строже, серьезнее. — Я слушаю.

— Вы плавать умеете? — вдруг спрашивает он.

— Умею. И что?

— Купальник завтра прихватите.

— Купальник?

— У Артура бассейн по четвергам. Не откажете же вы ему в совместном занятии?

Не верится, что я все еще стою перед этим извращенцем! Он же в могилу меня закапывает.

— Хорошо, я съезжу с ним в бассейн, — отвечаю я, успокаивая себя, что это только ради мальчика.

Уголок рта Чеховского дергается, но ему приходится переключить внимание на зазвонивший мобильник. И судьба, похоже, продолжает вбивать гвозди в мой гроб, потому что на звонке у этого типа стоит моя любимая песня Depeche Mode «Personal Jesus». Только сейчас она кажется максимально убийственной, идеально подходя Чеховскому.

Он принимает вызов и, поднося телефон к уху, продолжает беседовать со мной:

— Не забудьте купальник. До завтра. Дарья. Николаевна. — Одними лишь губами он посылает мне воздушный поцелуй, разворачивается и уходит.

Приложив ладонь к груди, в которой неистово бьется сердце, я едва не оседаю на пол. Он разрушит. Все разрушит: мою нервную систему, мой брак, мою жизнь.