С холодной расчетливостью я думаю: а почему бы и нет. Мы могли бы отлично провести вечерок-другой. Без обязательств, без последствий – гарантированно, ведь он женится. Тем более, вариант в самом деле проверенный: к чему себе врать, он хорош.

Да что там – он лучший. Разве я не сравнивала иногда с ним своих любовников? Такой эталон, принятый для оценки: нормально, где-то на половину Ника. Или: отлично, почти как Ник. Или: отстой, на четверть Ника не тянет...

Зинаида, ты шлюха.

Одергиваю себя – закатай губу. Он ни намека не сделал. Зла не держит, и на том спасибо. Я сама приняла решение с ним расстаться. Насовсем. Я никогда никому не даю вторых шансов, это тупо – какой смысл, если с первого не получилось? Лошадь сдохла – слезь.

Просто ностальгия накатила. Воспоминания детства, трогательная первая любовь, первые поцелуи, всякое такое.

От этой мысли смеюсь в голос. Трогательная, как же. Где Ник и где романтика. Рядом не ночевала.

***

– Зи-и-и-ин, а ты чего делаешь?

Обернувшись, я увидела Никиту. Точнее, локти и грустное лицо над забором, сплошняком покрытые пятнами мази, белыми на фоне загара – такой леопард наоборот. Леопард маялся. Его заперли на карантин.

– Уйди, заразный, – фыркнула я и снова уселась к нему спиной.

Я была занята. Кукла Катя пришла в гости к кукле Марианне, они пили всамделишный чай из почти как настоящих чашек, только маленьких. Чай специально с завтрака припасла.

– Сколько ложечек сахара вам положить? – спросила Катя у Марианны.

– Мне, пожалуйста, три ложечки, спасибо, дорогуша.

– Ой, что вы-что вы!

Позади раздалась возня и сопение. Заразный Никитка никуда уходить не желал. Наоборот, продолжил канючить.

– Зи-и-и-ин, мне скучно...

– Отстань. С Тяпой играй. Не хочу ветрянку.

– А я тут три недели буду, – сообщил хитрый сосед. – А тебя в город заберут. В садик, манную кашу есть с комками. И молоко. С пенками.

Это был весомый аргумент. Бабушка уже давно грозилась, что скоро мать за мной приедет, ей и буду капризы устраивать. Запах молока с пенками как взаправду почуяла. Но самое главное, в садике тихий час. И стул для баловников в углу, на котором я частый гость.

– А ветрянка – это больно? – спросила на всякий случай. Подойдя к забору, но держась на безопасном расстоянии.

– Не, чешется просто и на реку нельзя, – беспечно отмахнулся Никитка. – Ну что, заразить? Вместе играть будем, заразным можно.

Риск того стоил. Озираясь, чтоб не увидел никто, мы встретились в кустах жасмина рядом с секретной лазейкой в заборе. Поиграли в стройку – он подвозил песок на самосвале, а кукла Марианна была начальник участка. Съели яблоко, откусывая по очереди, чтобы наверняка.

– Ну как? Заболела?

Я прислушалась к своему организму. Ничего не чесалось, и вообще я оставалась подозрительно здоровой.

– Кажется, нет. А ты вообще знаешь, как заражают?

Он подумал немного, взглянул на меня с загадочным прищуром, и сказал, что знает. Но только если я поклянусь сердцем матери, что не разболтаю. Предвкушая что-то жуткое, я поклялась этой самой страшной клятвой, которую мы знали.

– Ты должна меня поцеловать! По-настоящему.

– Что, прямо в губы? – переспросила я с ужасом.

Никитка скривился и кивнул. В тот момент заболеть ветрянкой мне очень хотелось. Зажмурившись, я вытянула губы трубочкой, прижала к его губам и мысленно досчитала до пяти.

– Ты че, по-настоящему это с языками, в кино не смотрела что ли! – произнес он презрительно. – Малявка. Давай, у меня еще яблоко есть, потом дам откусить, чтоб не так противно было.

И высунул розовый кончик языка. Преодолевая отвращение, я мазнула по нему своим и тут же отстранилась. Принялась тереть язык ладошкой.