Ник улыбается – сдержанно, не размыкая губ – и предлагает расположиться прямо здесь, на веранде.

Эта улыбка... В ней нет ни капельки тепла, и глаза за стеклами солнечных очков прячутся. Словно начал скупиться на проявление живых эмоций, а ведь раньше его улыбкой можно было целую улицу осветить.

А в глазах вечно чертики плясали. Казалось, всякий раз на что-то меня подначивал, когда наши взгляды встречались. Прыгнуть с обрыва в реку. Своровать соседские яблоки.

Бросить все и уехать с ним в Питер насовсем.

– Чаю или чего-нибудь освежающего? – предлагает Ник. Время безумных поступков прошло. – Ты не голодна? Есть сэндвичи, но я мог бы...

– Не парься, я ведь по работе приехала, не в гости, – невольно усмехаюсь на это. – Лучше покажи дом, если время терпит.

– Неважно. Я как гостеприимный хозяин должен о тебе позаботиться. Так что не стесняйся, – возражает с убийственной серьезностью. Ник, камон, ты ли это? Не подменили? – С удовольствием все покажу, а пока осмотрись тут, я на минуту. Чайник поставлю.

Он скрывается за дверью, а я остаюсь одна в ожидании чайной церемонии. Интересно, где его невеста? Не приехала еще? Они что, не вместе ездят?

Мне, конечно, любопытно, но лучше бы и не приезжала. И от бутеров я зря отказываюсь – гораздо приятнее было бы поболтать за столом. Потянуть время, побыть с ним рядом. Иначе осмотрю дом – и повода здесь находиться не останется.

При мысли о том, что теперь в принципе нужен повод, становится горько. Раньше достаточно было просто пролезть в дыру в заборе...

***

– У вас уютно, – сказал Никита, заходя следом за мной в нашу с Полинкой комнату.

Еще бы. Мама вчера нас весь вечер гоняла, пока порядок не навели. Сыночек Павловых пожаловать изволит, как же! Видел бы он наш обычный бардак, удрал бы в ужасе, роняя тапки.

Но, пусть вчера эти приготовления бесили, сегодня неожиданно приятно, что он нашу квартиру хвалит. И я решила вспомнить все то, что, по мнению взрослых, должна делать гостеприимная хозяйка.

– Иди мой руки, и я тебе квартиру покажу, – распорядилась я с церемонным видом. Даже включила для него свет в ванной. – Вот здесь у нас кухня...

– А можно я печенье возьму? – перебил он и поспешно добавил: – Пожалуйста.

– Ты есть что ли хочешь? – спросила я, чувствуя, что и у самой в животе заурчало.

Мы ведь сразу после школы пришли. Растущие организмы, голодные как волки.

Вообще-то Никиту отправили помогать мне с математикой, но мы оба были совсем не против оттянуть этот момент. И я полезла в холодильник, неторопливо рассказывая о его содержимом.

– Есть макароны и котлеты вчерашние. Есть суп, я тебе сейчас разогрею...

– Не надо суп, – скривился Никита. Я была с ним солидарна.

– Есть варенье, помидоры и крошечный тревожный пирог.

– Какой-какой пирог? – переспросил он удивленно.

Я достала фирменный мамин пирог. Творожный, посыпанный крошками. Который надлежало есть после супа и котлет и никак иначе. Но гостю ведь можно? Значит, и мне заодно.

– А, лакомка... Ничего себе, крошечный! Какой же у вас тогда большой?

– Мама его так называет. Будешь?

– Спрашиваешь! А компот есть?

Компота не оказалось, и мы развели холодным кипятком малиновое варенье. Наевшись пирогом, поиграли с Баськой, тогда еще котенком. Посмотрели мультики. Пока не обнаружилось, что времени осталось всего ничего. Пришлось-таки сесть за ненавистную математику.

– Икс равен двенадцати. А этот график выглядит вот так, – не выдержав, как я туплю, Ник наскоро нарисовал от руки. Идеально ровно. – Ну что тут вообще непонятного?

– Ты просто на год старше, – проворчала я обиженно. – А как ты вот это посчитал?