Стараясь не напугать, подхожу и опускаюсь рядом.

 – Привет, – тихо говорю, едва склоняясь.

            Матвей не сразу слышит меня, еще некоторое время сидит, погруженный в свои мысли. И лишь когда я легко касаюсь его плеча, он вздрагивает и поднимает на меня свой затуманенный взгляд.

 – Прости, – робко улыбаюсь. – Я не хотела тебя напугать.

            Он молчит. А говорить и не нужно, я легко читаю все в его глазах. Матвей заботливо заправляет мою выбившуюся прядь за ухо, ненароком касаясь моей щеки. Мимолетом отмечаю про себя, что кожа на его пальцах грубая, не такая как у Артема, который ни дня в своей жизни не работал.

 – Ты давно тут сидишь? – делаю третью попытку завести разговор. – Почему не поднялся? Должна же я отблагодарить тебя за завтрак.

 – Я думал, что ты еще спишь, – наконец говорит он. – Ты уснула лишь под утро.

 – Есть такое, – смущаюсь я, опуская взгляд вниз, на свои кеды.

            Непослушная прядь снова выбивается из-за уха, но я не обращаю внимания на эту мелочь. Я прислушиваюсь к своим ощущениям. Пытаюсь понять, почему мне так спокойно рядом с Матвеем, и как стереть с лица глупую улыбку.

 – Не спешишь? – спрашиваю я, поднимая глаза и натыкаюсь на его пристальный взгляд. – Прогуляемся?

 – Не вопрос, – он поднимается с лавочки и протягивает мне руку, помогая встать. – Только…

            Я непонимающе смотрю на него, а потом перевожу взгляд на мусорный пакет, который по-прежнему держу в руке.

 – А! Да, – нервно улыбаюсь. – Прости, я задумалась и забыла совсем.

 – Давай, – он забирает пакет. – Выкинем по пути.

            Мы выходим со двора и просто бредем вдоль улиц, даже не задумываясь, куда идем. Погода на редкость удивительная – сияет солнце. Оно пока не греет, но уже навевает ощущение близости тепла.

 – Расскажи мне что-нибудь, – прошу я, касаясь запястья его руки.

 – Что ты хочешь узнать?

 – Расскажи о тату. Что она означает? Когда ты ее набил? Больно ли было? – не знаю почему я вспоминаю о рисунке.

 – Она имеет особое значение для меня. Несет в себе смысл, который я вкладывал, когда рисовал эскиз, – коротко отвечает он и замолкает.

            Теперь меня съедает любопытство.

 – Какой смысл? – спрашиваю, но тут же спохватываюсь, видя, как он помрачнел. – Прости, я порой перехожу границы, и сую свой нос не туда, куда следовало бы.

 – Ничего, – натянуто улыбается он. – Я как-нибудь тебе обязательно расскажу. Но позже. Не сейчас. Прости.

            Улыбаюсь, вдруг поймав себя на мысли, что сравниваю наше общение с хождением по тонкому льду. Когда боишься делать шаги, потому что в любой момент можешь допустить ошибку и с головой уйти под воду. И шансы на спасение будут минимальными. Только если другой подаст руку и спасет.

            Но ведь может выйти и так, что под воду уйдут оба.

            На улицах городка пахнет весной. На тоненьких веточках то тут, то там, появляются почки, которые вот-вот раскроются, выпуская светлую зеленую листву наружу. А листва символизирует новую жизнь.

            Глупая теория, которая, тем не менее, мне так нравилась с самого детства. Времена года я всегда сравнивала с замкнутым циклом жизни и смерти. Весной природа переживала очередное рождение. На лето приходился пик жизни всего живого. Осень в моем понимании представляла из себя старуху, которая на глазах увядала. А зима… Зима же была той самой элегантной дамой, одетой в белый балахон и уверенно сжимающей в тонкой руке древко косы. Именно этим орудием она касалась всего вокруг, а после, словно сама пугалась и старалась поскорее скрыть от глаз людских свои злодеяния, укрывая белоснежным пушистым одеялом улицы.