— Невежливо отвечать вопросом на вопрос и переводить тему.

— Я научу не бояться, — уверено заявляет. Злит его непробиваемость!

— Не получится. Я не позволю себя колоть.

— Посмотрим…

Посуду Шахов вымыть не позволяет, сам убирает со стола и сгружает все в посудомойку. Я возвращаюсь в спальню. Из развлечений – только телефон.

Ровно в два часа Тимур по привычке без стука входит в спальню, кладет на тумбочку четыре…

Четыре полных шприца!..

18. Глава 17

Ксюша

— Ты с ума сошел? Я не позволю, — чувствую, как страх сковывает тело. — Забери их отсюда, — кошусь, будто на ядовитую гадюку. — Выброси.

— Два из них мои, будешь учиться ставить уколы. Там антибиотик и витамины, — спокойно произносит Шахов, присаживаясь на постель. На стол кладет специальные спиртовые салфетки.

Вопрос о его нормальности не снят с повестки.

— Не буду, — без тени сомнений. Как он меня заставит?

— Рыбка, тут такое дело: или ты ставишь два мне, или я все четыре – тебе, — шантажирует Шахов.

— Ты убить меня решил? — стараюсь, корчу тут злые взгляды, а он непрошибаем.

— Кто первым начинает? — спокоен как танк, а мне ему врезать хочется, согнать с лица это раздражающее выражение лица.

— Я не буду, — накрываясь одеялом с головой, плюхаюсь на подушку. Особо не рассчитывая, что он уберется из спальни и прихватит орудия пыток.

Кислород под толстым одеялом заканчивается быстро, тянет кашлять, но я пока держусь. Чувствую, как Тимур поднимается с постели. Не успеваю высунуть нос из-под одеяла, оказываюсь перевернута и прижата к матрасу тяжелым телом.

Куда делось одеяло? Чувствую, как по голому бедру скользит ладонь Шахова. Замираю, не дышу… но она быстро исчезает, возвращая моим легким дыхание.

— Ты обездвижена, рыбка. Не пытайся дергаться, быстрее выдохнешься, — он не видит моего лица, по щекам бегут слезы. Закусываю губу, чтобы не кричать, но истерика все ближе. Вернулся мой кошмар. Не волнует меня ни близость Тимура, ни его бархатный ласкающий голос, с ума сводит только одна мысль – не хочу уколов. — А теперь слушай меня внимательно, — продолжает между тем Шахов. — Абсолютно не напрягаясь, я могу поставить тебе в данную секунду все четыре укола, ты не сможешь мне помешать. Я этого делать не стану, — из всей его речи цепляюсь за последние слова. — Не хочу каждый раз с тобой воевать и применять силу, — переносит вес тела на руки, дышать становится легче. — Бронхит нужно лечить, это не шутки. Кашляющую тебя в универ не пустят, а затяжной больничный, думаю, тебе не нужен. Давай договариваться?

Вытирая мокрые щеки о пододеяльник, мотаю головой. Не из-за упрямства. Никто не поймет мой страх.

— Рыбка, сегодня же тебя кололи? Было больно? — обжигает своим дыханием щеку, хочет заглянуть в лицо, но я не позволяю, утыкаюсь в одеяло. — Если будешь отказываться от лечения, вызову твоих родителей.

Наверное, это самая действенная угроза, потому что я на многое соглашусь, лишь бы исключить участие мамы в моем лечении. Вспомнив процедуру в медкабинете, уговариваю себя, что переживу. Тогда я отвлекалась на Тимура, укол прошел как-то мимо моего сознания. Надеюсь, сейчас все пройдет так же. Моя злость окажется сильнее страха.

— Ладно, — сдаюсь я, упираюсь руками в матрас, пробую перевернуться. Шахов скатывается с постели, сразу становится на ноги.

— Ты что, ревела? — мои слезы стоили его ошарашенного лица.

— Нет, — что я еще должна сказать?

— Я сделал тебе больно? — обегает тело взглядом, будто может найти на нем какие-то повреждения.

— Нет. Это из-за нехватки воздуха, когда ты на меня навалился, — до последнего не собираюсь признаваться, что я не просто не люблю и боюсь уколов, это глубинный страх.