— Охренеть, — сказал тогда впервые Арсений.

Посмотрев друг на друга, двойняшки расплылись в хитрых улыбках, развернулись и покинули мою комнату. В ожидании шоу я устроилась поудобнее в кровати. В тот момент я жалела лишь обо дном — под рукой не было попкорна.

Алиса с Арсением подкрались незаметно. Аккуратно приподняли одеяло, под которым, скрутившись в комочек, сладко посапывала Милана, и запустили хорька. Хорька, которого Мила до жути боится. Она боится всех, кто имеет близкое отношение к хорькам. В детстве ее укусила крыса, оттуда и пошла нелюбовь.

Сделав дело, малышня забралась ко мне и с предвкушением уставилась на кровать, на которой спала Мила. Я с предвкушением наблюдала за ситуацией, краем глаза следила за малыми. Они сидели ближе к двери, так… на всякий случай. Мила дернулась раз, малышня подобралась ближе к двери. Два, Алиса схватилась за ручку. В третий раз послышалось неразборчивое мычание из-под одеяла, Алиса приоткрыла дверь. В четвертый раз я едва не оглохла, в комнате стало слишком громко. Мила подскочила на кровати и давай отплясывать танец древних африканцев. Мне она напомнила ведьму из фильмов ужасов, о чем я ей и сказала, после того как отсмеялась.

— Я прибью их, — визжала обиженная на детскую выходку Мила.

…Минутная стрелка с витиеватым узором ползет медленнее черепахи, внутри с новой силой разрождается страх. Время три, а его комната девственно пуста. Сославшись на важные дела, Леша оставил нас одних и ушел, не дойдя до ресторана. Нам пришлось ужинать вдвоем.

Прикусив до боли губы, сажусь в кресло и впиваюсь ногтями в колени. Надежда, что физическая боль заглушит душевную, тает, словно снег на солнцепеке, когда я слышу щелчок дверного замка. Резко подорвавшись с кресла, с опаской смотрю в сторону двери. Я вижу его. Лунный свет, попадающий сквозь окно, позволяет рассмотреть мужчину, еле стоящего на ногах.

При виде него сердце замирает, дышать становится тяжело. Я боюсь лишний раз пошевелиться, чтобы ненароком не привлечь его внимание. Сжимаю полы халата и опускаюсь в кресло, мысленно ликуя, что меня не видно. Лунный свет окутывает только часть комнаты, другая — сплошь потемки.

Леша не спешит отправляться в комнату, находя дела куда важнее. Он достает из кармана телефон, открывает чью-то фотографию и расплывается в счастливой улыбке. Сердце сжимается от боли, от простого понимая, что его сердце занято другой. Я понимаю, что между нами ничего не может быть, но вот так вот открыто демонстрировать симпатию к другой, простите, но это уже слишком.

Сжав до боли кулаки, я встаю с кресла и отступаю назад. Все, чего я сейчас хочу, так это запереться в своей комнате и в который раз оплакать первую любовь. Лешин телефон разражается стандартной мелодией, я вздрагиваю и случайно задеваю вазу с пионами. Та летит на пол, с грохотом разбивается вдребезги. Зажимаю руками рот, что не разреветься, и смотрю на мужчину, что не сводит с меня своих карих глаз.

Он словно чувствует, что в непросветной тьме скрываюсь я.

— Слава, это ты? — мурашки разбегаются по телу, когда я слышу пьяный шепот мужчины.

— Я, — выдыхаю, прикусывая указательный палец и совершенно не понимая, что делать в сложившейся ситуации.

В моей семье с алкоголем разговор короткий после случая в Воронеже. Мне было лет семь, мама с папой только помирились. Был жаркий август, мы только вернулись из Испании, до школы оставалось две недели. Одну из них мы решили провести на даче у бабушки с дедушкой в Воронеже. И, к моему великому огорчению, был у них сосед-алкаш да бабка с причудами. Она каждый раз с метлой в руках гоняла мужа, когда тот напьется. Я мало что понимала тогда, да и не хотела понимать. При виде устрашающей парочки я всегда спешила спрятаться дома, но в тот день мне просто не повезло.