Неужели теперь у меня появится шанс узнать хоть что-то о судьбе моей драгоценной Лейлы?

Если так — я стерплю близость монстра.

Хорошо, что Лис оказался таким: теперь я смогу его убить…

У нашего народа есть правило: не доверять рыжим. Именно их шайтан избирает своим сосудом. Именно тёмную сущность я видела в горящих жёлтым пламенем глазах Ильи, она тянула ко мне свои чёрные лапы из-за его спины, её голос звучал в его смехе…

Да, все эти годы я боялась Асера, но он — понятное зло. А с понятным — можно бороться. Как бороться с тем, что непонятно?

Хотя… я же биолог. Кому, как не мне знать, что генетические мутации — двигатель эволюции? Мне подобное вообще не должно казаться фантастическим. Моя преподаватель генетики, Феруза Камиловна, которой пришлось в своей жизни даже в секретной лаборатории поработать, рассказывала, что они создавали вполне жизнеспособных химер, но таких страшных и опасных, что их приходилось уничтожать ещё крохами.

Но Илья ведь — не химера? Или… Откуда это прозвище — Лис?.. А Даринин Кирилл — Волкодав, Медведь, Геперд…

Стоп! Они все… «идеальные»?

Наспех накидываю на себя покрывало с постели — одеваться нет времени — и выскакиваю на кухню.

Илья сидит и спокойно пьёт чай. Судя по мокрым волосам — уже успел принять душ. Сейчас он совсем домашний в серых спортивных штанах и бело-серой футболке, на которой ухмыляется лиса… Одежда красиво облегает его мускулистый торс, обрисовывает широкие плечи… Серый оттеняет яркость волос. И на несколько мгновений я замираю, снова любуясь им.

Ведь не могла же я влюбиться в того, кто одержим шайтаном? Не почувствовать тьму?

Да и нет её в нём — янтарные глаза лучатся чистым светом и любовью.

Это правда? Или я очарована тьмой в нём? А может это моя собственная тьма тянется к его — более сильной, властной, но не опасной для меня.

— Иди ко мне, — он ставит чашку на стол и раскрывает объятия.

Я шагаю, неуверенно, робко, прикусывая губу.

Шаг… Другой…

Как канатоходец над пропастью. Очень осторожно, но целенаправленно — вперёд.

Зажмуриваю глаза и прямиком в его объятия.

Покрывало соскальзывает с меня, и я остаюсь обнажённой, полностью открытой перед ним, беззащитной. Сейчас он может сделать со мной всё, что угодно. И он делает — притягивает к себе и целует: ключицы, грудь, живот…

Я трепещу, дрожу в его руках, и не могу бояться. Не могу ненавидеть. И уж точно не смогу убить.

Он не монстр! Монстры не любят так нежно!

Илья подбирает покрывало, укутывает меня и усаживает к себе на колени.

— Спрашивай, Гулюшка моя. Я ведь чувствую, как на твоём остром язычке прыгают вопросы.

— Вы все «идеальные»? И Кирилл, и Тимур, и Стас?

— Да. Но ты не должна бояться. Не меня, не моих друзей. «Идеальные» не обижают и не унижают женщин. Мы влюбляемся раз и навсегда. Как Кирилл любит Дарину. Как я влюбился в тебя.

И прижимает к себе — нежно-нежно, как высочайшую ценность. Будто желает слиться со мной, стать одним целым.

А потом скидывает на меня свои невозможные янтарные глаза, полные золотого блеска любви, и спрашивает:

— А ты?

И я задыхаюсь, не смея лгать и боясь сказать правду.

— Не отвечай сейчас, — будто спохватывается он. Прячет лицо в моих волосах, вдыхает мой запах, судорожно втягивает воздух. — Подумай, взвесь.

Мотаю головой:

— Мне не о чём думать. Я люблю тебя…

И мне хочется говорить дальше, выложить ему всю-всю правду: кто я, зачем появилась в жизни Дарины и их всех, какова моя миссия, но оказывается, я — большая трусиха. Мне вдруг становится страшно не Ильи, нет. Его реакции. Презрения в его глазах. Холода, разочарования. А я так привыкла к восхищению и солнцу.