— Да, — киваю я. Прямо напротив меня красуется огромный плоский экран.

— Включи новостной канал.

Нахожу пульт, щёлкаю дрожащими пальцами… Но когда на экране появляется картинка — закрываю рот руками, чтобы не закричать, роняя и пульт и телефон…

И сама падаю на пушистый светлый ковёр Лероевых и захожусь воем…

Моё прошлое всё же догнало меня, выползло наружу и теперь жалит в самое сердце…

__________________________

[1] Подробнее об этом в романе «Чужая жена – за долги»

[2] Имя «Лейла» в дословном переводе означает «ночь», «темнота».

4. Глава 4

На экране — крупным планом — наши с Вазиром особенные отношения. Он предпочитал брать с меня плату за покровительство. Брату нравился горловой минет.

«Полезный навык, Гульназ, — говорил он, когда я опускалась перед ним на колени, а он горой нависал надо мной. — Твой муж обязательно оценит»

Ему не нравилось, когда я просто сосу. Нужно было ещё и себя ласкать, чтобы тоже кончить — брат у меня великодушный. Он снимал всё на видео, и отснятое отправлял Асеру. Тот ублажал себя, глядя на нас. И вот теперь жених, видимо, решил пойти ва-банк и обнародовал эти материалы.

Голос корреспондента за кадром равнодушен:

В деле Вазира Алиева по кличке Зверь всплывают всё новые шокирующие подробности. Как стало известно следствию, он имел связь со своей младшей сестрой…

На этом трансляция обрывается: Дамир Лероев вырубает телевизор через свой айфон. Потом полный холода и брезгливости голос разрезает почти оглушительную тишину, что повисает в комнате, после того, как обрывается передача:

— Вон из моего дома! Немедленно! И жене моей звонить не смей! Забудь о ней. — Он не просто чеканит слова, он сечёт меня ими.

А я встать не могу, пошевелиться не могу. Стыд и ужас разъедают меня, как кислота. Я понимаю, что теперь мне нигде не найти пристанища. От меня отвернуться все, кто любил, или был просто близок со мной — Лис, судя по всему уже, следом Лейла…

Но подруга делает то, чего я никак от неё не ожидала: она выныривает из-за широкой спины своего мужа, и становится между нами, пылая гневом, будто ведьма.

— Вот как! — произносит она, упирая руки в крутые бёдра. — Значит, ты решил за меня, с кем мне общаться, а с кем — нет. Ставишь меня перед выбором, да, Дамир? Не боишься, что он будет не в твою пользу?

Что за шайтан вселился в мою тихую нежную подругу? Как может она, воспитанная в традициях горцев, так говорить со своим мужем?

— Лейла, — почти шипит Лероев, сжимая кулаки, — ты забываешься! Веди себя, как подобает порядочной жене! Сейчас ты защищаешь падшую женщину, одно нахождение которой в нашем доме позорит нас.

Лейла вскидывает голову и презрительно фыркает — маленькая и тоненькая против верзилы под два метра ростом.

— Тогда и я — падшая женщина. И если Гульназ сейчас уйдёт отсюда — с нею уйду и я. Так и знай.

Нет, Лейла, не делай этого! Хочу крикнуть, но слова застывают в горле. Что же она делает? Дамир ей такого никогда не простит: подобное поведение жены — позор для мужчины-горца. Он же теперь может с ней что угодно сделать, и будет прав. Его не осудят — он защищал честь семьи, призывал жену к порядку.

Мне страшно, что Лероев сейчас сорвётся и начнёт избивать Лейлу — вон как грозно сверкают глаза, как ходят желваки, как сжимаются и разжимаются кулаки.

Однако говорит он максимально спокойно, всё ещё пытаясь вывести ситуацию в мирное русло:

— Если ты уйдешь отсюда с ней — назад не вернёшься. Я тебя не приму.

В её глаза блестят слёзы, дрожат на кончиках длиннющих ресниц — Лейла сейчас невероятно красива: щёки раскраснелись, грудь высоко вздымается, тоненькие пальчики подрагивают…