– Не вломит он нас? – сморщился Угрюмый.

– Не вломит, – уверил Ильич. – С совестью у Лазаренко лучше не стало, но он обижен на корешей и рад им сделать бяку. Ему действительно осталось жить не больше месяца. Бог ему судья и палач…

Установилась тягостная тишина. Максим оцепенел, мурашки ползли по коже. Он с трепетным ужасом таращился на окружающих, порывался что-то сказать, но слова застревали в горле. Информация не усваивалась – казалось, он что-то пропустил, неверно понял.

– Самое смешное, дружище, что этот порнофильм основан на реальных событиях, – заметил Фаткин.

– Такие вот дела, парень, – глуховато произнес Ильич. – Не убивал ты Владимира Михайловича Воронцова. И его недостойного братца не убивал. Дело сфабриковали, и одиннадцать лет ты просидел зазря, с чем тебя и поздравляю. И это не просто слова бывшего пособника криминальных боссов Лазаренко. Я по-тихому вентилировал тему, все сходится. Стыдно признаться, но и я в те годы участвовал в расследовании твоего дела. Ты меня не помнишь, я в допросах не участвовал, собирал улики. Прости, парень, но улик против тебя было море. Чистая работа. Ни один мент не усомнился, что это ты замочил тех двоих.

Максим схватился за стойку, голова закружилась. Что же творится на белом свете? За что он отсидел одиннадцать лет?!

– Вы меня не разыгрываете? – промямлил он.

– Успокойся, Максим, ты не убийца, – сказала Бобышка.

– Ты просто дурак, – незатейливо хохотнул Угрюмый. – Мог бы и догнать.

– А ты, Угрюмый, догнал? – встрепенулся Макар. – А кто-нибудь еще из нас догнал? Во всей Фиоленсии кто-нибудь догнал, включая его любовь Аленку Воронцову? Его же к позорному столбу пригвоздили, а мы сопели в тряпочку, от стыда обтекали да гадали – и как наш друг на такое сподобился? Ах, проклятая водка…

– Ладно вам лаяться, – бухнул Коля Селин. – Все хороши. Слушайте, надо бы сообщить об этом людям. А то несправедливо получается. Менты на Максима охотятся, все такое – а он, в натуре, не при делах…

– Коляша, голову включи, – поморщился Фаткин.

– Да уж, теперь плохая новость, – крякнул Ильич. – Григорий верно мыслит. Шибко не пошумишь. Люди, может, и поверят, но власти точно не одобрят. Те, кто это затеял одиннадцать лет назад, являются нынешней районной властью. Они, понятно, в курсе, что Максим не убивал, поскольку сами это сделали. С передела гостиничной собственности начался их взлет – в то время они еще не были такими могучими. Любой намек, что нам что-то известно, – и все присутствующие бесследно исчезают, либо их будут поочередно находить погибшими в результате несчастного случая. Я знаю, на что способны эти люди, – досыта объелся этой похлебкой. Даже при самом удачном раскладе – мы сообщаем все известные факты в Следственный комитет, федералы берут под охрану Лазаренко, начинается пересмотр дела… И что? Только слова Лазаренко, никаких улик не осталось, все зарыто, исполнители мертвы. И снова все присутствующие гибнут в результате несчастного случая… И еще. – Ильич смущенно кашлянул. – Прости, Максим, прозвучит для тебя неприятно, но прошла туча лет, выросло новое поколение, которое даже не знает о том резонансном деле. Большинству людей все равно, никто не пойдет против Молоха, который их всех раздавит. Людям интересна лишь их собственная жизнь. Им нужно выживать, кормить семьи. Ты даже не в курсе, какая шпана здесь всем заправляет…

Конец ознакомительного фрагмента.