– В цвет попал, – подтвердил Угрюмый. – Центровая хаза у Верки – такую понтовую блат-хату можно учудить…

– Надеюсь, – проворчал Максим. – А то я такой переполох затеял – целую банду уложил…

– Мы в курсе, – кивнул Фаткин. – Ильич рассказал. У него прямая связь с коллегами в ментуре, которым не по нраву происходящее в этом городе. Не удивляйся, такие люди еще есть. Он в курсе последних криминальных событий. Представили, конечно, иначе: бандитское нападение одного на четверых – план «Перехват», всем постам, вся фигня, известно имя нападавшего…

– В натуре, – согласился Угрюмый. – Прочно ты сел на вилы, Максимка.

– Ничего, что спрошу? – перебил Максим. – Кто такой Ильич?

– Мент позорный, – хохотнул Угрюмый, сворачивая на неприметную улочку.

– Бывший мент, – поправил Фаткин, покосившись на Максима. – Из машины не прыгай на полном ходу… Суриков Алексей Ильич. Четыре года в отставке – ушел в капитанском звании, пока не начались проблемы с совестью. Основательный дядька. Мы с ним практически друзья, на соседней улице живет, в шахматы часто играем…

– Отказываюсь что-то понимать, – признался Максим. – Почему меня подставляют, что я им сделал? Вернулся с зоны, никого не трогал…

– Вот об этом Ильич и хочет с тобой перетереть, – пробормотал Фаткин. – Всё, мужики, кончай болтать, уже приехали…

Кружилась голова в предчувствии чего-то странного, невероятного. Тихая улочка у самых гор, приземистый домик за резной оградой в окружении бурной зелени. Тишина, покой… Его не нужно было упрашивать, сам шел – и чем дальше, тем быстрее. Обстановка в гостиной не блистала роскошью, но вот то, что ее наполняло…

– А вот и мы наклюнулись, – возвестил Угрюмый, вторгаясь первым в гостиную.

– Скотина ты все-таки, Каверин, – бескомпромиссно заявила Верка Верещагина, одетая весьма «непринужденно» – в короткие шортики и топик. Уперла руки в бока, приняв излюбленную позу, осуждающе качнула головой. – Какая же редкая ты скотина… Даже не пришел, даже не намекнул, что ты в городе, – узнаем об этом от посторонних лиц…

– А ты только глянь, как она для тебя разделась, – съязвил Макар Глуховец, развалившийся на диване с бутылкой пива.

– Заткнись, Макар, – окрысилась Бобышка. – Я раздета ровно настолько, чтобы считаться одетой! Ты бы видел, в чем я тут хожу, когда никого нет!

– Хочешь, чтобы я увидел? – насторожился Макар.

– Коляша, блин, парамыгу закрой! – ахнул Угрюмый, выстреливая пальцем в открытое окно. – Мы что тут, в гости всех зовем?

Вылетел из кресла долговязый Коля Селин, захлопнул оконную раму, задернул шторы и повернулся – весь сияющий, желтозубый, довольный, словно кот, объевшийся сметаны! И все по незримой команде бросились его обнимать, тискать, трясти. Слезы наворачивались на глаза, плотный ком стоял в горле. Как же он счастлив был их видеть! Они смеялись, никто не чувствовал себя неловко, даже Бобышка подобрела и запечатлела на щеке у Максима такой кровожадный поцелуй, что он его потом неделю чувствовал!

– Да ладно, не мните, – ухмылялся Фаткин. – Он же, как былинка, падет сейчас, а нам его лечить.

Макар состроил физиономию начинающего иллюзиониста и сдернул скатерть с барной стойки. Объявился «шведский стол» – бодрящий русский напиток, резаные фрукты, что-то мясное, рыбное, возможно деликатесное.

– Водка есть, закуска есть, чего еще в жизни надо? – урчал Угрюмый, разливая водку по пузатым стопкам. – Налегай, Максим, чавкай, мы же видим, какой ты не голодный…

– Я тоже не голодный, – ржал Коляша Селин, ломая руками костлявую барабульку. – Устал, итить ее, на этой долбаной работе…