– Раздевайся! – лениво раздалось в тишине кабинета.

Словно мне недостаточно было унижений. Еще и это…

Безумно хотелось развернуться, уйти и хлопнуть дверью. Так хлопнуть, чтоб она сорвалась с петель. Но… Когда на одной чаше весов жизнь моей мамы, а на другой – лишь моя гордость и чувство собственного достоинства… Выбор очевиден.

Я едва сдерживала злые слёзы, мучительно долго расстегивая каждую пуговичку на блузке. Они поддавались неохотно, выкручивались из дрожащих пальцев. Наконец последняя выскользнула из петли, я повела плечами, и тонкая ткань соскользнула, повиснув на кончиках пальцев.

Я поискала глазами, куда бы пристроить блузку, и небрежно швырнула ее на гостевое кресло. Потянулась к молнии на юбке и, не выдержав, отвернулась.

Казалось, в огромное, от пола до потолка окно, такое же, как в приемной, уставились тысячи глаз из окрестных небоскребов. Хотя здание, где находился офис Алекса, значительно возвышалось над остальными. И подсматривать в его окна могли только птицы.

Но один взгляд все-таки был. Я чувствовала его спиной, словно прикосновение горячих ладоней к коже. Медленно стащив юбку, я бросила ее к блузке и вопросительно покосилась через плечо. Неужели этого ему будет недостаточно?

– Дальше, – каким-то чужим, хриплым голосом скомандовал он.

Дрожащими руками я расстегнула застёжку бюстгальтера и словно со стороны наблюдала, как кружевная ткань упала на ковёр.

– Повернись.

Мне и в голову не пришло ослушаться. Прикрыв грудь скрещенными руками, я повернулась. И вздрогнула, напоровшись на пристальный странный взгляд. Руки сами собой опустились. И то ли под этим взглядом, остановившемся на голой груди, то ли потому что в кабинете было прохладно, соски напряглись и заныли, предательски вытянулись столбиками. Щеки полыхнули румянцем, ладони дернулись, чтоб прикрыться, и… обессиленно повисли. Какая уж теперь разница? Я всё равно не смогу спрятаться. За десять дней он и рассмотрит, и потрогает везде, где пожелает. И не только потрогает! Я со злостью потянула чулок, поставив некрасивую затяжку, от которой тут же брызнули стрелки.

– Достаточно. Так ты выглядишь ещё развратнее.

Краска бросилась мне в лицо, залила шею, грудь, прокатилась жаром по коже. Свет ламп на потолке стал вдруг резким, безжалостно ярким, слишком откровенным. От стыда хотелось провалиться сквозь землю. Безумная, невозможная ситуация. Никогда еще я не раздевалась перед мужчинами. Даже перед мужем. А чтоб еще вот так, днем, в чужом офисе, в кабинете с окном во всю стену, когда за тонкой стеной сидит секретарь… Какой ужас…

Он встал из-за стола, обошёл меня сзади. Одна его рука легла мне на шею – плотно, жёстко. Казалось, ещё чуть сильнее – и я бы не смогла дышать. А вторая обхватила талию. Он крепко прижал меня к себе, спина вдавилась в прохладную ткань дорогого костюма. Такую прохладную, что кожа мгновенно покрылась мурашками, а сердце испуганно дернулось и забилось, как у воробья. В голове заметались панические мысли.

Стоп! Спокойно!

Я не девочка, выдержу. Все выдержу. По опыту своего короткого замужества знаю: надо просто немного потерпеть. Отвлечься на что-нибудь, зажмуриться и потерпеть. Тогда не так остро чувствуешь, как по телу шарят чужие холодные руки, а между ног вбивается чужая плоть, разрывая внутренности.

Мужу быстро надоело развлекаться с «фригидной сучкой», и он вернулся к своим любовницам. Может, и этому наскучит раньше, чем через десять дней…

Я сглотнула, ощущая, как при этом горло толкнулось в сжимающую его ладонь, закрыла глаза и расслабилась. Будь что будет.