"Я брежу..."

"Уйдииии!" – в голоске прорезаются испуганные, истеричные нотки.

"Это ты мой бред, вот и уходи. Докатился, с собственным бредом разговариваю..."

– Личико мы подправили. Сотрясение у неё. Возможны некоторые отклонения в психике... но это, увы, не по нашей части. Рекомендовал бы обратиться к врачу в городе. Нога – ушиб и несущественное повреждение мягких тканей. С ребром сложнее, но если держать её в покое, то вскоре ваша девочка будет как новенькая.

– Мне новенькая не нужна, меня и старенькая устраивала, – в интонациях мужчины слышался металл. – Вообще не понимаю, зачем было увозить её в такую даль! Я, конечно, ничего не имею против вашей клиники и специалистов... но добираться сюда...

– Станислав Витальевич, вы не беспокойтесь, всё будет хорошо. Скоро вы сможете забрать её. Вот, правда, ребёночка...

– Вы о чём?

– Беременна она была. И потеряла... – робко добавил женский голос.

– Ну, это дело наживное. И ведь не заикнулась даже.

"А я-то как? Всё о ней и о ней! Я что, не человек?"

Тишина, лишь медсестра тихонько позвякивает инструментом.

"Ребёнок? Потеряла? Он мне не простииииит!" – истошный визг заполонил всё, заглушил все звуки.

"Не ори! Только голову отпустило немного..." – несколько грубовато, стараясь морально подавить невидимую гостью, подумал Коля.

"А ты вообще уйди!" – взвизгнул голосок в голове.

"Кто бы говорил?"

– Посещение на сегодня окончено. Ей нужен покой.

– Приеду через неделю. Далеко вы забрались. Если что-то изменится, или надо что будет, звоните в любое время суток.

"Да вы что, озверели все? Со мной-то что?" – искренне негодовал молодой человек, но никому не было дела до его мыслей. Никому... кроме этого голоса:

"Вот сам и не ори, коль голову бережёшь..."

"Но я хочу знать..." – растерянно произнёс он, осознавая, что в очередной раз не промолвил и звука, лишь мысли.

"Пора бы понять – нас не слышат!"

"Ты же слышишь?"

"Я да... но вслух ничего сказать не могу..."

"И..."

– Я... – вырвалось наружу.

"Могу!" – ликование накатило волной, придав сил. – "Я могу говорить!"

– Что со мной? – превозмогая накатывающую волнами тянущую боль в районе виска, прошептал Коля и, услышав свой голос, онемел. – Что... что с моим голосом?

– Рано тебе ещё говорить, красавица. Швы разойдутся, не дай бог, потом никаким лазером лицо не подправят.

– Красавица? Обкурились, что ли?

– Успокойся, девочка. Всё хорошо... сейчас укольчик, и уснёшь... тебе отдыхать надо.

Потянулась бесконечная череда бредовых дней. Коля то просыпался, то вновь отключался. Голос свой страшно было слышать – тонкий, девчачий. Руки, ноги зафиксированы. И ощущения странные в организме, да ещё и женский, полный обиды голос в голове спросил:

"Почему ты можешь говорить?"

"Это пищание ты называешь – говорить? Меня, случаем, не кастрировали? Я там ничего не чувствую..."

"Это обычный мой голос", – в интонации невидимой собеседницы послышалась обида. – "Но почему я не могу говорить, а ты можешь?"

"Не знаю. И мне это не нравится".

***

"...как же мне плохо..." – череда причитаний не прекращалась, и не слышать их было невозможно. Мысленно взвыв, Коля огрызнулся:

"А мне типа хорошо..."

"Почему папа не приходит? Неужели так зол?" – продолжил голосок.

"Потому что он уже лет пять как умер..." – жёстко отрезал парень, в надежде на покой.

"Нет! Это неправда!"

"Правда. Суровая, но правда. Умер. Сгнил в земле. Стал кормом для червей!" – мысли лились рекой, но женский истошный вопль заглушил всё:

"Нет! Нет... только не это...

Тишина.

"Я так давно в отключке?" – в голоске послышался испуг.