Резко схватив меня за подбородок и бесцеремонным движением приподняв лицо, он заставляет меня посмотреть ему в глаза.

- Что ты… – окончание моей фразы застревает в горле, потому что в следующий миг рот Гордеева сминает под собой мои губы.

Он действует как ураган, налетевший внезапно и стремительно. Его ладони обхватывают мою голову, не позволяя мне уклониться от нежелательной атаки. Язык врывается вглубь рта, а зубы больно царапают нежную кожу губ. Но потрясает меня даже не сам факт этого поцелуя, а его безжалостная холодность, так непохожая на все, что связывало нас в прошлом. Сейчас соприкосновение наших губ не несет в себе чувственного удовольствия, ласки, трепета взаимного желания, у него одна цель – наказать, и с этой задачей он справляется мастерски.

Когда через несколько десятков секунд, показавшихся мне вечностью, Гордеев, наконец, отрывается от меня, сложно сказать, кто больше потрясен случившимся. Я, с полными слез глазами, пульсирующими губами и телом, которое будто бы мне не принадлежит, или он с несвойственным выражением растерянности на лице, которое, впрочем, быстро сменяется привычной непроницаемой маской.

- Надеюсь, демонстрация грубой силы закончена, – произношу я дрожащим голосом и, собрав все оставшиеся у меня силы, отталкиваю от себя Кирилла.

- А что, твой бывший муж был нежнее?

Не отдавая себе отчет в собственных действиях, я подаюсь вперед и с размаху бью его по щеке, с мстительным удовольствием наблюдая, как на загорелой коже проявляется красный опечаток моей ладони.

- Не смей говорить о моем браке в таком тоне. Ты понятия не имеешь… – мой голос срывается, а глаза застилают слезы обиды и горечи.

Кирилл молчит, не сводя с меня мрачного взгляда. И под ним моя кожа горит, будто бы я провела долгие часы под палящим солнцем. Дыхание, тяжелое и порывистое, с трудом вырывается из груди. Я опускаю ресницы, чтоб скрыть от него выражение абсолютной беспомощности, которую я сейчас испытываю, не показать ему, как ранили меня его действия и слова. Но, главное, спрятать от него, как отвратительно мне от того, как собственное тело реагирует на его грубую, откровенную мужскую силу, заставляющую меня ощущать себя вещью.

В моей жизни мужчины часто относились ко мне как к трофею, который можно завоевать и выставить в витрине. Сначала школьный приятель Вадим, который едва не изнасиловал меня, а когда этого не получилось – оболгал. Потом мой бывший муж Рома, психическими манипуляциями вынудивший выйти за него замуж, а потом безжалостно терроризировавший меня. Но я никогда в жизни не думала, что вещью меня заставит себя почувствовать Кирилл – единственный человек, которого я когда-либо любила, и который раньше был для меня образцом выдержки, сострадания и такта.

- Дай мне пройти, – прошу я голосом, который с трудом узнаю.

Кирилл все еще стоит слишком близко, чтобы я могла обойти его.

- Это не должно было произойти так, – говорит он глухо. – За это я прошу прощения. Но впредь я не разрешаю тебе уходить, не поставив меня в известность, куда ты собираешься и как надолго. Это Москва, а не твоя деревня. Здесь с девушкой может произойти все, что угодно. И где, черт возьми, твой телефон?

Не знаю, что смягчает меня. Возможно, его грубоватое извинение, которое, очевидно, ему было непросто произнести, выражение искреннего раскаяния на мрачном лице или даже призрачная нота волнения за меня, которую можно было вычленить из его тирады, но мне внезапно не хочется дальше форсировать эту ссору.

- Он разрядился, – признание выходит тихим и словно извиняющимся. – Еще в обед. Он плохо держит зарядку, а я увлеклась фотографированием Красной площади.