Ужасы цивилизации пока еще не материализовались, хотя один раз какой-то воришка попытался срезать матушкину сумочку. К вящему изумлению прохожих, матушка приказала ему вернуться, и он вернулся как миленький, отчаянно сражаясь со своими ногами, которые наотрез отказались ему повиноваться. Никто не видел толком, во что превратились глаза ведьмы, когда она уставилась ему в лицо, и не слышал слов, которые она прошептала в его жмущееся к плечу ухо, но он вернул ей сумочку плюс отдал кучу денег, принадлежавших раньше другим людям, и, прежде чем она его отпустила, пообещал побриться, заняться честным трудом и вообще стать более достойным человеком. К наступлению ночи описание матушкиных примет разошлось по всем филиалам Гильдии Воров, Карманников, Взломщиков и Прочих Работников Ножа и Топора[1] вместе со строгими инструкциями избегать этой дамы любой ценой. Воры, будучи созданиями ночи, умеют распознать неприятность, когда она пялится им в глаза.
Тем временем матушка написала еще два письма в Университет. Ни на одно из них не ответили.
– Мне больше нравился лес, – призналась Эск.
– Ну, не знаю, – пожала плечами матушка. – На самом деле город чем-то похож на лес. Во всяком случае, местные жители умеют ценить труд ведьм.
– Они очень дружелюбные, – согласилась Эск. – Помнишь тот дом, дальше по улице, где живет такая толстая дама вместе с юными барышнями, про которых ты сказала, что они – ее родственницы?
– Госпожа Лада, – осторожно подтвердила матушка. – Весьма почтенная особа.
– К ним с ночи до утра ходят гости. Я специально смотрела. Интересно, когда они спят?
– Гм, – откликнулась матушка.
– И бедной женщине, должно быть, очень тяжело кормить стольких дочерей. Думаю, их гостям следует быть потактичнее.
– Ну, – промямлила матушка, – я не уверена, что…
Ее спасло появление у ворот Университета большого, ярко раскрашенного фургона. Его возница придержал быков за несколько футов до матушки и попросил:
– Извини, моя дорогая, но не могла бы ты отойти чуть-чуть в сторонку? Убедительно прошу.
Матушка, немало оскорбленная проявлением столь неприкрытой вежливости и особенно расстроенная тем, что кто-то счел ее «своей дорогой», шагнула в сторону, и тут возница увидел Эск.
Это был Тритл. Он улыбнулся так, как улыбнулась бы змея, которой отдавили хвост.
– Послушайте, да ведь это же та юная особа, которая считает, что из женщин получатся неплохие волшебники!
– Именно, – ответила Эск, не обращая внимания на матушку, которая больно пнула ее в щиколотку.
– Забавно. И ты пришла, чтобы присоединиться к нам?
– Ага, – подтвердила Эск и, поскольку манеры Тритла сами напрашивались на такое обращение, добавила: – Господин. Только мы не можем войти.
– Мы? – переспросил Тритл, но, взглянув на матушку, воскликнул: – Ах да, конечно! Это, должно быть, твоя тетушка?
– Моя матушка. Только на самом деле она не моя мать, она вроде как всехняя матушка.
Матушка чопорно кивнула.
– Ну, это просто непозволительно, – продолжал Тритл голосом сладким, как сливовый пудинг. – Клянусь честью! Чтобы наша первая женщина-волшебник ждала на пороге? Какой позор для нас! Могу я проводить тебя?
Матушка крепко ухватила Эск за плечо.
– Если ты не возражаешь… – начала было она.
Но Эск вывернулась и подбежала к повозке.
– Ты правда можешь провести меня туда? – с сияющими глазами спросила она.
– Конечно. Уверен, главы Орденов будут рады с тобой познакомиться. Их ожидает приятный сюрприз, – добавил он и негромко хохотнул.
– Эскарина Смит… – Матушка осеклась и взглянула на Тритла. – Не знаю, что у тебя на уме, господин Волшебник, но мне это не нравится. Эск, где мы живем, ты помнишь. Если ты так хочешь оказаться в глупом положении, вперед, но по крайней мере ты вляпаешься в неприятности